Скорый поезд

– Послушай-ка сюда, Лариса Афанасьевна, двадцати трех лет от роду, незамужняя и безработная, с вредными привычками. Если ты еще хоть раз пальцем тронешь мать или сына, я тебя посажу, и свидетелей много найдется.

Это и был приговор для Лариски. Она, видимо, уже настолько привыкла драться, что не могла без этого. Участкового испугалась и мать с сынишкой больше не трогала, но руки чесались.

Через пару месяцев она подралась с такой же алкашкой как сама и убила ее. Забулдыге, подскочившему на подмогу, она вставила огрызок бутылки в глаз, нанеся тяжелое увечье.

В общем, в тот же вечер оказалась Ларка в местном обезьяннике, а еще через пару месяцев на зоне, с которой явилась тогда, когда Максим уехал на учебу.

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – глубоко и как-то даже с облегчением вздохнула бабушка.

– Про отца спрашивать, я так понимаю, бессмысленно! – угрюмо констатировал Максим.

Бабушка промолчала, все было понятно: отцом мог оказаться любой из тех, кого привечала Ларка, а привечала она многих.

– Что делать будем, Максимушка? – бабушка заплакала снова.

– Не тревожься, я решу этот вопрос.

Конечно, Максим не знал, как справляться с такого рода проблемами. Что он мог? Девятнадцатилетний парень против целой банды алкашей.

Но решение пришло быстро: с ними нужно действовать только их методами. Зашел во двор, в сарае схватил топор, и, забежав в дом, заорал, что есть мочи:

– Я больной, у меня справка, зарублю всех нахрен, и мне ничего не будет! Вон, все вон отсюда!

Алкаши вскочили и разбежались как тараканы, кто куда, Максу даже смешно стало. Лара не смогла подняться, она была жутко пьяна.

Ее он в тот же день отвез на принудительное лечение в клинику, отдав все свои сбережения. Он ничего не чувствовал к этой женщине, она была ему совершенно чужой. Максим пробовал вызвать у себя хотя бы неприязнь, глядя на ее почти беззубый рот, помятое лицо, хотя она еще была молода, на ее ужасные волосы, торчащие клоками, но и неприязни не было.

Бабушку выписали через месяц, за ней нужен был уход. В университете пришлось оформить академический отпуск. Макс научился все делать сам по уходу за лежачей: днем ухаживал, выкраивая немного времени для сна, а ночью работал. Так незаметно пролетело полгода.

Как-то вечером бабушка аккуратно стала спрашивать про Ларису:

– Максим, ты пойми, она моя дочь, какая бы ни была, и я за нее волнуюсь. Поезжай в клинику, прошу тебя, узнай, как она себя чувствует. Ты ведь как отвез ее, так и ни разу не был?

– И сейчас бы не поехал, но коли ты просишь… – вздохнул Максим.

В клинике к нему выскочила какая-то незнакомая женщина, симпатичная, достаточно ухоженная, и, о чудо, с зубами. Она кинулась обниматься со словами:

– Сыночек мой, Максик, ну наконец-то. А то я уж вся испереживалась. Ну как твоя командировка? Взяли тебя на постоянную работу? – это Лариса кричала громко, а в ухо парню она прошипела, – подыграй мне, не то придушу твою бабку, когда вернусь, мне терять нечего. Для меня зона – дом родной.

И Максим поверил ей, что придушит, и что терять ей нечего, а потому быстро отсканировал пространство. Для кого концерт? На диване сидел мужчина в белом халате, видимо врач, больше никого не было.

«Ну хорошо», – подумал Макс, – «подыграю, но не пожалеешь ли ты об этом, тварь»? –  и радостно ответил на все вопросы интриганки:

– Все хорошо с моей поездкой, и на работу взяли. Но вот с бабушкой-то как быть? На кого я ее оставлю?

Такого ответа Макс, конечно, не ожидал. Мать резко отстранилась от него и выкрикнула:

– А мне плевать! На кого она меня оставила, до чего она меня довела? – орала артистка, делая особый упор на слове «она». – Я ж в алкоголичку из-за нее превратилась, ты ж сам меня сюда привез, – «истерика» нарастала, концерт Лара устроила еще тот.

Мужчина вскочил с дивана и быстро направился к ним. Он обнял уже рыдающую Ларку, усадил на диван, она приникла к нему всем телом и стала судорожно всхлипывать.

– Ларочка, ну успокойся. Ну все же хорошо? Ну мы ж с тобой уже все обговорили. Ведь правда?

Лариса закивала головой как маленькая девочка, Максим ничего не понимал. «Что происходит»? – зудел в голове вопрос.

Мужчина развернулся к Максиму: