Скосы скрижалей

злоключении, за пониманием предельной области,

побыли в заточении краеуголья мегалитов,

громад не сведущих в упрёках, мерно…

Под захождения днём, провидения гуляя

последками… Не придавая значений тому,

их сущность на бликах гнетёт… В лучах

надежд на горизонтах с целин, не было

с благостью рядом наивства, вокруг да

недалече, повыгрубев, почва пожухла

навыпашь, тысячелетиям холода источая.

Узлы исчадят очертаниями, считая ритмику

членов, да клацание сочленений, в отзвучаях,

подтачивая борозд неусыпный пределов

границ, на вечной плавке процесс

зеркалам да граням отпечатками,

причудливость форм, запараллелен вердиктом

узор вниспосыл, отожествление икон с немым

зла укором, да сравнением на обобщён,

над еже ли смертью финальным посылом полёт,

вообщем и целом, нового подстать ничего…

О том покуда… Где добро, там зависть,

сквозь терни проедает до нутра, и сильные,

частичку магии впитавши от червоточины,

им давшей мысли во слуху, точнее вечный гул,

причуд изменчивые грёзы, привыкши помудрее

пользоваться на усмотренье старших,

на воображении играя молодых, их вечная игра…

Ушли порядки все былые, устои предрассудков,

в миру творенье и в помине, осёдлые

на алтаре другого съели своего,

анахореты кто куда, чуть разум тлеющий тая.

Искусственна их днесь отныне во вселенной,

став одним целым, будто пургой, но смольной,

чёрным по белому, до них теперь ей нет дела,

навеки вечные в оазис падать своего мерила,

безвинной кровью призвать из сланца демонов,

стопам их преклоняясь, в миру заполучить

расположение, наследия ключу и тем не менее

мудрости… Бессмысленное в абсолютном…

Плыла, повроде чистый лебедь, побыв у

капельки тлетворной на светоносных крыльях,

где всё наполнено смирением дабы снизойти,

спадали косы в очертаниях прелестного чела,

похожа на цветок, сравнима с тонкою

весенней прозой, что в сокровенном,

чуть более их всех далёк, и не сыскать

былых деньков отнюдь, так было

в иллюзориях внимать происходящему,

и как во сне, так ещё будет…

Весь честный люд, когда томит одна лишь

тягота их естество… Взявшись за руки,

движение вокруг кострища созидать,

с его язычествами уносится в иллюзории,

воспламенеть золой к небесным высям,

деля — делясь частицею душевного покоя,

встречаясь в равенстве с глазу на глаз,

и не тая ни в памяти сколь нужного момента,

мгновением бремени на вдохах — выдохах живя,

за каждодневную их днесь влачить.

Небесную всю манну поперев, реалии теряя

быта, стыдясь в неведении, жалея,

навсегда желая спесью вечного влачения,

за созиданием воздеть там храм,

отгородить дабы от всех, вдыхать

благоволение, мечтами мазаны в огне

и под воду, на панацее в духе ведь

имеет место днесь…

Во свете лунных отблесков, повозле

приозерья, когда вокруг да гладь кругом,

уже не походить им вместе под луною,

ты солнцем просто рядом будь…

Но страстью чувства возгорелись, и полелись

вновь разговоры, диалоги, забыв на свете всё

единым целым, похожи души посплелись,

и уподобившись рассветному лучу,

сквозь крону пробиваясь, щекочет пробуждая

те былинки, какие с ночи обнявшись, стоят,

не отошедши от дремоты, часы минутами

сплетаются, так дни летят, по сторонам

уже не смотрят, все всего вокруг хотят,

хотя б и поразнь, да всё разом,

как будто посходили с разуму, круговерть

дерзаний завертелась, не остановить,

те празднества, на пересечении на каждом

танцы, пьянки, гудежи, стремглав,

сошедшие с пути рассудка, дерутся, выясняют,

любятся, да только старцы, те из немногих,

со склонов былых лет жилого, что почерствее,

прожили кто не сердцем, а душой, скривившись,

затёртые отрезы предречений на бытность

сослагая, своими выводами, хотя б о доводах

при этом радоваться не находя…

Агнец себя забыл, забил, похитил, аз вельзевул,

и епанча его на нем, искру он жизни не сберег,

осунувшись, стоя в толпе… Ту, что перед ним

в сенях дерев томилась у вековечных крон,

лаская взглядом, попреклонивши к ней колени,

сводил на бытность полотно. Мирские сени

суеты заставили назад сплотившись,

слиться с толпою, страждами, мысли в

кащунстве искажённом, не разумея сумасбродства

произошедшего, не вразумев, могло кабы

личины посменив, за чередой гонений,

толков, дрязг безлётны небеса, все разом

обрекли себя на суд, поныне будто спали,

очерствлены души, терпение влачить давным

подавное устали, в тысячелетиях полёта,

в полымях без устали, на пересчёте двух

морей…

Сильная вспышка небосклон освещает…

Дабы пагубой в мутном угаре, едва ли себя…

Напоминаньем… Ни облачка в непроглядном зареве…

Не зги… Смысловые посылы, вот выход

свою участь далече влачить.

Ход полуденным зноем, проложена

выходцами тропа не одна, да боли

знакомо ак же и на утопию схоже,

безучастно, ленно, подворьем, знакомы

да боли врата, простирает могучая ковка

засовов, свой в столетии отполированный диск,

лишь тризной в грёзах мечты пеленая,

не замечая пред собой основного, рдея,

жечь в камфорах свечи, ниспадающий воск,

застыв, напоминаньем дабы казал иноковерство

в заветах, грехам, в рождении мученичество

причащая…

Минуло чисел сколь ни весь гоже,

взвесь непомерная всевышнему, не в счёт по

силам посвести, полегши многие костьми,

покрыв голгофы беленой, не внемля здравомыслию.

На это их сподвигла днесь, воздаяние за паритет,