Скотина

Лекарь опять в моем взгляде что-то разглядел, метнулся в соседнюю комнату, — Сейчас, сейчас принесу, только уйду потом, не смогу глядеть как вы, ваше благородие, бессловесное создание погубите. Вся ваша семейка друг друга стоит, барон вот людей за людей не считает, а вы над скотиной измываться.

— Нет, Пантелей, не уйдёшь. Мне помощь нужна, бинты чистые, горячая вода и спирт. Ещё свет хороший, тащи свечей побольше.

Собрался лекарь быстро, метался по комнате, стучал дверцами, крышками сундуков.

Пока я осматривал куцый инструмент, Пантелей изучал меня. Спиной чувствовал недоумение, вперемешку с разочарованием и жалостью. С той самой, как на убогих смотрят.

Пара скальпелей, одним только на большой дороге купцов пугать, зато острый, второй маленький, аккуратный, но тупой, как сибирский валенок. Иголок набор приличный, ножницы ржавые и состояние, будто ими гвозди кусали. Что зажимами зажимали лучше не представлять.

— Ещё, найди, чем стол застелить и чем раны мажут, чтобы зараза не завелась.

— Так и, ничем не мажут, магией любую заразу выводят.

— Так все и магией лечат. А простые люди?

— А-а-а, да, для холопов травы разные, кто на них анаму тратить будет? Они же сами лечатся.

— Дай рубашку чистую, хотя на меня не налезет. Тащи простыню.

Вырезал в простыне дыру, сунул голову, подпоясался рулоном бинтов, — На спине завязывай. Волосы убрал под бандану, наволочка от подушки впритирку налезла. Вымыл руки, сначала водой, потом спиртом. Хотя не спирт, а одно название, на языке щипнуло как обычная палёная водка. Промыл инструменты, прокалил над свечкой.

— Готово, усыпляй, только аккуратно, это тебе кот, а не…

Пантелей положил ладонь на кошачью голову и прикрыл глаза. Никаких спецэффектов, но стало заметно, что все мышцы у животины расслабились. Лапы безвольно повисли. Сердце бьётся стабильно, значит шанс есть.

— Малый импульс. Пару часов спать будет точно.

Дальше от Бори не осталось и следа, спрятался Боря. Временно, конечно, я всегда умел перед операцией так концентрироваться, что мир сужался до кончиков пальцев.

Первым делом нашёл и зажал сосуды, продолжающие кровить. Сам не заметил, как начал подавать Пантелею отрывистые команды.

— Зажим.

— Иглу.

— Ножницы.

— Свечи выше, за спину, над головой, чтобы не слепить.

Аккуратно выстриг шерсть. Сначала вокруг раны на спине, потом шею и лапы. Привычным жестом взял скальпель, поднял на вытянутую руку. Кончик начал описывать в воздухе восьмёрки. Собирайся, Боря, кусок ты говна. Прикрыл глаза, досчитал мысленно от десяти до нуля. Все, поехали.

Ощупал повреждения, вправил сустав, потом второй. Переломов куча, два на задних лапах серьёзные. Ренгена не подвезли, поэтому кости пришлось обнажать полностью. Предельно аккуратно, кот — это не человек, у которого каждую мышцу наизусть. Чуть в сторону, задеть не то, что артерию, любого крупного сосуда хватит.

Трубчатая в двух местах лопнула, осторожно удалил осколки. Такой перелом на штифтах собирать надо, проволока Киршнера нужна, пластины.

— Пантелей, немедленно стальную проволоку и пассатижи, чем меньше, тем лучше.

К чести сказать, лекарь метнулся к прикроватному сундуку молча. С начала операции не проронил ни слова, только чувствовалось, как во взгляде становится меньше насмешки, а глаза распахиваются все больше.

— Нашёл? Нет, а это что?

В разворошённом свёртке лежала пара плоских чёрных камней, ну точь-в-точь как в ладонях. Похожи на процессоры, только крупнее и с хвостом такой же чёрной проволоки.

— Ваше благородие, нельзя. Это милость усопшего. На третий день после смерти вынимают, чтобы мерзостью не стать, потом и хоронить можно. Только её сразу сдавать на алтарь злого ветра надо. Почему Фома не сдал? За это же…

Я пощупал проволоку. Вроде не металл, но в меру жёсткая, гнётся, форму держит. Годится. Отчекрыжил ножницами.

Пантелей завопил, — Да ты что, знаешь что будет, если Око увидит, да за порчу милости, — видя, что я не реагирую, тяжело вздохнул и завернул остатки испорченного девайса.

Я принялся по привычке бурчать себе под нос, — Отделяем мышцы, удаляем сгустки крови. Обходим сосудисто-нервный пучок.

— Пинцет. Рассекаем надкостницу, отодвигаем её к основанию кожного лоскута.

— Удаляем мелкие осколки костей, размозжённые ткани.

— Укрепляем проволокой, петлю выводим наружу.

Пантелей плотно сжал губы и смотрел во все глаза, открыл рот только раз, — Это зачем так?

Я сухо комментировал, — Узловой кожно-мышечный шов. Здесь по-другому нельзя, нет пинцета с мелкими зубчиками. А это шов Мультановского, красота не очень важна, а место подвижное, коту не объяснишь, что нельзя лапой дёргать.

— Как это?

— Выкол иглы, перехват. Хватит болтать, вынеси грязную воду, набери новую.

Лекарь унёсся выплеснуть таз, дверь не закрыл, чтоб тебя, ощутимо подуло сквозняком. От глотка свежего воздуха ощутил, что оказывается давно начал задыхаться, как выброшенная на берег рыба.

Сшил сосуды, порванные сухожилия. Глаз удалось вправить, хвала Вечному ученику, не вытек, висел на обрывке шкуры.