Скотный двор. Эссе

Вместо того чтобы болтать о честном, здоровом соперничестве на футбольном поле и о великой роли Олимпийских игр в сближении между народами, полезнее было бы разобраться, как и почему возник теперешний культ спорта. Большинство наших игр – древнего происхождения, но в период от римлян до девятнадцатого века к спорту, судя по всему, относились не слишком серьезно. Даже в английских частных школах культ игр возник лишь к концу девятнадцатого века. Доктор Арнольд, которого принято считать основоположником современной частной школы, смотрел на игры как на пустую трату времени. Затем, прежде всего в Англии и Соединенных Штатах, игры превратились в весьма коммерческое предприятие, способное привлекать громадные толпы и возбуждать неистовые страсти, – и зараза эта поползла от страны к стране. Шире всего распространились виды, где наиболее силен элемент яростной состязательности, – футбол и бокс. Вряд ли можно сомневаться в том, что все это связано с ростом национализма, то есть с безумной современной привычкой отождествлять себя с тем или иным мощным коллективом и рассматривать все в свете соревновательного престижа. К тому же организованные игры процветают скорее среди городского населения, где человек чаще ведет сидячую или по крайней мере ограниченную в пространстве жизнь и отлучен от творческого труда. В сельской местности у мальчика или молодого человека излишки энергии расходуются на ходьбу, плавание, игру в снежки, лазание по деревьям, езду на лошадях и различные забавы, связанные с жестокостью по отношению к животным, такие как рыбная ловля, петушиные бои и охота с хорьком на крыс. В больших городах, когда нужно дать выход физической энергии и садистическим импульсам, приходится прибегать к групповым упражнениям. К играм серьезно относятся в Лондоне и Нью-Йорке; к ним серьезно относились в Риме и Византии; играли и в Средние века и, по всей вероятности, весьма грубо, но игры не смешивались с политикой и не вызывали групповой ненависти.

Если бы мы хотели добавить к запасам взаимного недоброжелательства, уже скопившимся в мире, трудно придумать что-нибудь лучше для этого, чем серия футбольных матчей между евреями и арабами, немцами и чехами; индийцами и британцами, русскими и поляками, итальянцами и югославами в присутствии смешанной публики на стотысячных стадионах. Я, конечно, не хочу сказать, что спорт – одна из главных причин международного соперничества; большой спорт сам, по-моему, следствие тех причин, которые породили национализм. Тем не менее мы только ухудшаем дело, посылая команду в одиннадцать человек, именуемую чемпионом страны, сражаться против других команд, когда у обоих народов существует сознание, что проигравший «потеряет лицо».

Надеюсь поэтому, что мы не ответим на поездку динамовцев таким же визитом британской команды в СССР. А если уж придется это сделать, давайте пошлем второразрядную команду, которая наверняка проиграет и не может рассматриваться как представительница британского футбола. Реальных неприятностей и так достаточно, не будем умножать их, заставляя молодых людей бить друг друга по лодыжкам под рев разъяренных зрителей.

14 декабря 1945 г.

Политика и английский язык

Большинство людей, которых вообще беспокоит эта тема, признают, что английскому языку нездоровится, однако принято думать, что никакими сознательными усилиями делу тут не поможешь. Цивилизация наша упадочная – таков довод, – и общий упадок не мог не коснуться языка. Отсюда следует, что всякая борьба с языковыми извращениями – сентиментальный архаизм, вроде предпочтения свечей электричеству или двуколок самолетам. Под этим полубессознательная идея, что язык – естественное образование, а не инструмент, который мы приспосабливаем для своих целей.

Ясно, однако, что порча языка обусловлена, в конечном счете, политическими и экономическими причинами, а не просто дурным влиянием того или иного автора. Но следствие само может стать причиной, подкрепить исходную причину, усилив ее действие, – и так до бесконечности. Человек запил, ощутив себя неудачником, и неудач прибавилось оттого, что он запил. Примерно то же происходит с английским языком. Он становится уродливым и неточным потому, что наши мысли глупы, но неряшливость языка помогает нам держаться глупых мыслей. Дело в том, что этот процесс обратим. Современный английский язык, особенно письменный, полон дурных изречений, которые распространяются из подражательства, но избежать их можно, если только взять на себя труд. Избавившись от них, можно мыслить яснее, а ясная мысль – первый шаг к политическому обновлению, так что борьба с плохим языком – не каприз и дело не одних лишь профессиональных писателей. Я вернусь к этому чуть позже и надеюсь, к тому времени станет яснее, о чем идет речь. А пока что пять примеров того, как сейчас пишут по-английски.