По мере распаковки, большинство присутствующих уже догадалось, что под упаковкой была скрыта фигура целиком шоколадного чернокожего мужчины. И когда последний листок целлофана упал на пол, все ахнули и засмеялись, у шоколадного негритенка был большой – сантиметров двадцать пять эрегированный, торчащий пенис.
– Обладай, обладай! – крикнули из зала.
– Трахни, трахни его, – поддержали с другого конца.
– Отсоси у него, – завизжала какая-то истеричка из брильянтовой знати.
Алиса спокойно взяла из рук Максима микрофон и с достоинством профессиональной ведущей обратилась к залу, – я не против того, чтобы совершить акт обладания моим законно выигранным призом, но при одном условии, хорошо?
Дура-публика, к ужасу Максима закричала, – согласны, давай условие.
– Мне нужен помощник, пусть им станет наш уважаемый Максим Деголяс, о-кей?
Максим похолодел.
Он почувствовал, что хитрая Алиса сейчас их переиграет и повернет все по-своему, он поглядел в сторону, где стоял Сева, как бы ища в нем поддержки, но Сева сделал повелительный жест и кивнул головой, что означало, что Максим должен подчиниться воле Алисы Хованской.
– Я хочу, чтобы мой помощник снял брюки и встал на четвереньки, – сказала Алиса.
– Дава-давай, – увидев, что Максим смущенно замешкался, заорала толпа, – делай, как она говорит!
Максим снова перехватил грозный взгляд своего начальника и решительно стал расстегивать брюки, – эх, была-не-была, ведь не убъет же она меня, – мелькнуло в голове.
Оставшись в трусах, Тушников встал на четвереньки и принялся ждать развития событий.
Публика вмиг замолкла.
– Давай, отсоси у негра, – одиноко крикнула какая-то истеричка, но ее не поддержали.
– Итак, я обладаю моим подарком, – громко сказала Алиса, – оркестр, музыку, телевидение, если оно тут есть, видеосъемку!
Сердце в груди Максима ёкнуло.
Он обернулся, скосив глаз на Алису.
А та, а та красиво изогнувшись, сперва расстегнула пуговицы на блузке и сняв ее осталась в юбке и в черном лифчике, и полураздевшись, принялась танцевать эротический танец вокруг шоколадного негра и стоявшего на четвереньках Максима.
Публика принялась аплодировать в такт музыке.
– Давай, давай, трахни их обоих! – крикнул какой-то мужчина, – секс втроём!
Краем глаза Максим видел, как красиво изгибаясь, Алиса то губами, то попкой, то грудью в своем танце касается эрегированного шоколадного члена.
– Трахни, трахни его!
– Отсоси!
– Обоих, обоих трахни!
Вдруг, Алиса остановилась, и подала знак музыкантам, чтобы те прекратили играть.
В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина.
Как на арене цирка, когда дрессировщик приготовился к последнему движению в своём смертельном номере.
Алиска картинно встала перед негритенком на колени, раскрыла ротик и зажав часть торчащей шоколадки зубами, рукою отломала ее в основании, где шоколадный пыпыс-гениталий крепился к шоколадному низу шоколадного живота.
У публики вырвался вздох, – откусила! Вот сучка!
Но тут произошло неожиданное.
Быстрым движением, Алиса стянула со стоящего на четвереньках Максима его шелковые красивые трусы и еще быстрее размашистым ударом всунула ему шоколадку в то место задницы, где по идее должна была находиться дырка ануса.
Толпа заревела от восторга.
– Молодец! Молодчина девка, молодец!
Алиска сделала знак своим спутникам и быстро направилась к выходу.
Телохранитель Володя устремился за ней, а администратор Дима Розен, только подхватил с пола Алискину блузку и тоже поспешил скрыться.
Публика ревела аплодисментами.
– Вот эт-то шоу, вот эт-то угодили! Не зря вечер пропал, нет, не зря!
Утро Алискино, утро седое.
Почему седое?
Ну, потому что романс такой есть на слова Ивана Тургенева.
Между прочим, Гоги, он хоть и грузинский бандит, но очень образованный и местами даже очень воспитанный мужчина.
Алиска проснулась и указательным пальчиком принялась водить по волосатой груди своего любовника.
Волос был густой, жесткий, весь в завитушках и сплошь седой.
Утро Алискино,
Утро седое
Груди грузинские
Снегом покрытые…
– Ты что про что там поешь? – проснувшись, спросил Гоги, – шени диди дзудзуэби минда макацо* сноска: "шени диди дзудзуэби минда макацо" – хочу твои сиськи целовать (груз.) Гоги простер руки.
Алиска вывернулась, гибко, словно кошечка, изогнувшись спинкой, грациозно соскользнула с постели на пол.
Подошла к роялю, открыла крышку, взяла на пробу пальцев пару аккордов, еще больше выпрямила и без того балетную спинку и запела низким меццо-сопрано, взяв гораздо ниже своих возможностей, почти под мужской трагический баритон, Утро туманное, Утро седое, Нивы печальные, Снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь
И время былое,
Вспомнишь и лица
Давно позабытые,
Алиска почувствовала как сильные и ласковые ладони Гоги прокравшись сзади и проползя у нее под мышками, крепко взяли ее груди.
Вспомнишь обильные
Страстные речи,
Взгляды, так жадно
И нежно ловимые,
Продолжала петь Алиса, закрыв глаза и откинув голову мягким затылком в твердый живот любовника.
Первая встреча,
Последняя встреча,
Тихого голоса
Звуки любимые,
Теперь уже мощным дуэтом пропели они с Гоги вместе.
Вспомнишь разлуку
С улыбкою странной,
Многое вспомнишь