Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Но при личной встрече иногда случались и сюрпризы.

То обнаруживалось, что у очередной Маринки грудь меньше, чем она выглядела на фотоизображениях, то мордашка у девушки выглядела не на заявленные в анкете "двадцать семь", а на все тридцать восемь с гаком.

Всякое бывало. И от этой частоты всякого, Максим уже давно разучился волноваться, превратив процесс перманентного отсмотра в рутину своего ежедневного абитьюда.

– Здрасьте, Марина, извините, задержался немного, пробки, пробки, да на службе была задержка…

– Я не Марина, я Алла, – слегка поперхнувшись, по видимости от сильного волнения, и прижав руку к груди, сказало существо, которое по всем расчетам должно было быть Мариной.

– Ничего, это бывает, – сказал Тушников присаживаясь, – вы тут уже заказали? Что пьём?

Девушка Алла пила кофе капуччино.

Максим довольно улыбнулся, это было недорого.

– Долго меня ждали?

– Да уж, ждала!

– Ну, ничего, я же приехал.

– Слава Богу.

Махнул рукой официантке, чтобы подошла принять заказ, закурил без спросу.

– Ну, как жизнь молодая? Что вообще хорошего?

– Где?

– В ней.

– В ком?

– В жизни Подошла официантка, Максим заказал бокал пива.

– А ничего, что вы это, как бы за рулем? – поинтересовалась Алла-Марина.

– А я небыстро поеду, – отмахнулся Тушников, – да потом я стекло боковое опущу, оно и выветрится у меня.

Алла-Марина была явный пролет. Зря через пол-города ехал.

Хорошо еще она себе много не заказала.

Пиво, да капуччино, это недорого.

– Ничего, – думал про себя Тушников, подъезжая к Сызранской, – вот откроем клуб, Маринок будет выше крыши!

***

Алина Хованская опоздала на два с половиной часа.

Говорят, есть негласная шкала, по которой можно оценить общественный статус или те понты, на которые выставляет себя та или иная гламурная mademoiselle.

И если у мужчины его позиция в табели о рангах соизмеряется со стоимостью его наручных часов, то у девушки – её понты тоже связаны с часами, но только не с наручными tissot, certina или rolex а с фактическими часами суток, на которые она может позволить себе опоздать на рандеву с известным продюсером или на съемки для обложки глянцевого журнала.

В общем, её сегодняшние два с половиной часа опоздания по негласной шкале соответствовали какому-нибудь крутому нефтянику с часами A.Lange amp; Sohne за 93 тыс евро, в туфлях зеленой крокодиловой кожи и на автомобиле Bentley…

Сегодня в питерском бюро Интер-пресс у Алны должны были брать интервью для каких-то московских изданий.

Алина даже не стала извиняться, следуя за своим телохранителем Володей и за администратором Димой Розеном, вошла в зал, где уже устало скучать и откровенно дремало журналистское сословие, удерживаемое на местах только обещаниями пресс-атташе от устроителей, что госпожа Хованская ну буквально вот-вот должна появиться, что мы, де звонили и что ситуация под контролем…

Алина вошла в зал, громко и звонко сняла с себя модный плащ, кинув его в руки своего администратора, резкая, высокая, прямая, как палка от швабры…

– Господа журналисты, – обращаясь к собравшимся, сказал Алискин администратор, – у госпожи Хованской есть восемь минут, мы приносим извинения за задержку, так что, задавайте ваши вопросы.

– Скажите, Алиса, вы своим имиджем на телевидении потакаете потребе зрителей?

– Не думаю, зритель любит фигуристое катание, бокс и футбол, а я как некоторые не катаюсь на коньках и не боксирую.

– Осталось теперь, чтобы вы заиграли в футбол, на пару с Аршавиным?

– С Аршавиным я готова, но не в футбол.

– Тогда чем объяснить ваш агрессивно-сексуальный имидж на телевидении, который чего скрывать, принес вам бешеную популярность?

– Помнишь, – "на ты" обращаясь к журналисту, задавшему этот вопрос, оживившись и сбросив с себя вуаль рутинного безразличия Алиса блеснула глазами, – помнишь, знаменитую фразу Кота Матроскина, телевизор мне природу заменил? Так вот у них,

– Алиса выразительно махнула рукой в сторону воображаемых телезрителей, – у них телевизор это заменитель жизни. Мы живем, а они смотрят, как мы живем.

– Означает ли эта ваша философская позиция, что если бы в блокадном Ленинграде зимой сорок второго года было бы телевидение, вы бы показывали зрителям, как вы сытно и обильно едите?

– Если у подобной программы был бы хороший рейтинг и хороший бюджет, то непременно.

Журналистская публика в зале возбужденно зашуршала.

– Последний вопрос, господа, – объявил Дима Розен, – госпожа Хованская должна ехать на съемки, последний вопрос.

Журналисты задвигались, словно муравьи, когда в их муравьиную кучу тыкают палкой.

– Алиса, скажите, скажите, Алиса, а как вы относитесь к тем слухам, что Матвей Гольдман на благотворительном аукционе в московском Меркьюри центре выставлял на продажу презерватив, с которым он якобы переспал с вами?

– А за сколько он его выставлял?

– Говорят, что за три тысячи евро…

– Всё, господа, пресс-конференция закончена, – категорически скрестив над головою руки, объявил Дима Розен, – госпожа Хованская еще раз приносит вам свои извинения, всего доброго, господа…