Скованные намертво

Возвращаясь вечером домой, он заглянул в рыбный магазин. Рыба резко подорожала. Пушинка в последнее время нагло ела только ее. Рыболовецкий флот, как и торговый, привычно расшакален и распродан. В Приморье на дележе флота уже несколько банд изничтожили друг друга и своих же членов. В одной начался бунт изнутри, одного из главарей убили, второй взял ситуацию под контроль, нескольких бунтовщиков спрятали в подвал и пустили газ от выхлопной трубы. Это называется душегубка — отработанный еще эсэсовцами прием сокращения поголовья врагов и военнопленных. Так что рыбы станет меньше — с этим придется смириться. Зато «Вискаса» больше, ибо его поставкой занялась подольская группировка. Но «Вискас» Пушинка есть наотрез отказывалась.

Аверин сварил рыбу, остудил ее на балконе и положил кусок перед Пушинкой.

— На, гурманка несчастная… Сама деньги не зарабатываешь, только тратишь, а? На улице тебя подобрал, а ты привередничаешь.

Пушинка мяукнула и вцепилась зубами в кусок рыбы.

Аверин обнаружил, что высыпал последнюю соль в кастрюлю с рыбой. И теперь антрекот и мороженую картошку из пакета приправить нечем. Пришлось подниматься к Егорычу.

— Кто там? — послышался из-за двери настороженный голос Егорыча.

— Открывай. Дверь открылась.

— Заходи…

Аверин прошел в комнату и ошарашенно огляделся. Все было раскидано, на полу валялось несколько раздавленных машинок — богатство и коллекция хозяина. Лицо Егорыча заплыло, на правой стороне пылал фингал.

— Это что? — осведомился Аверин. Егорыч вздохнул.

— Пойдем, посидим, поговорим.

Егорыч вытащил из холодильника лед, приложил его к щеке застонал.

— Они же сволочи с размаху по лицу. Человека, который им не сделал ничего плохого…

— Кто?

— Твари эти… Слава, у меня ничего нет. Я за всю жизнь гвоздя не украл. Жил честно. Смотри, есть у меня что?

— Ничего.

— Правильно. Пустая квартира. Не банкир, не спекулянтская рожа. Почему им нужен именно я? Все, что у меня есть, — это машина и квартира. Почему так?

— Рассказывай.

— А что рассказывать. Подставили передо мной на дороге мятый «Мерседес». Банка консервная, ничего не стоит. В салоне — четыре богатыря. Забрали права, паспорт, сказали, что я их подрезал и на разбор приедут. Днем заявились. Избили, все переломали, насчитали убытка на пять тысяч долларов.

— Откуда?

— Вот и я им — откуда? А они говорят — вещи продавай, машину. Или квартиру на меньшую меняй. Иначе пришибут. В милицию ходить запретили. Тогда ничего не спасет.

— Кто такие?

— Да пацаны лет по двадцать. Двое по виду — наркоманы. Остальные — качки.

— Не сказали — откуда взялись?

— Нет. Разве скажут.

— Номер «Мерседеса» запомнил?

— Куда там. Заляпан грязью.

Новый бизнес — подставляют машину на дороге, а потом вымогают деньги. Что устраивает бандитов: обирать можно не только богатых — там и нарваться можно, неизвестно, какая крыша их стережет, но и бедных. Бедные — беззащитны, запуганы, безответны. У них есть квартиры, которые можно продать.

— Когда звонить будут?

— Послезавтра. До этого времени деньги должен собрать.

— Ясно… Завтра идешь в травмопункт, снимаешь побои. Потом мы едем с тобой в нашу контору, напишешь заявление. А потом посмотрим, кто кому и сколько должен.

— И что, защитите меня, да? Что вы можете? Каждый день людей убивают на улицах — и хоть бы что. Банкиров убивают. А вы защитите простого безработного? Ты это серьезно, Слава? Вы же обычное пугало, которого вороны давно не боятся.

— Этих ворон я распугаю…

— Хотелось верить.

— А ты поверь, Егорыч.

На следующий день Аверин зарегистрировал заявление Его рыча, отправился к Ремизову.

— РУОПа компетенция, — сказал тот. — Бумагу надо туда передавать.

— Имеем право организовать совместное мероприятие.

— Подумаем, — кивнул Ремизов. — Хороший твой знакомый?

— Да.

Через полчаса Ремизов вызвал в свой кабинет.

— Ладно, готовь бумагу в РУОП, — сообщил он. — Дело чистое, палка и им, и нам пойдет. Не так плохо. Ты затеял, тебе и тащить.

Аверин взял бумагу и отправился в РУОП. Сначала зашел к Долгушину. Тот был взвинчен, взволнован. Вокруг него все суетились, бегали.

— Что случилось? — спросил Аверин.

— У меня старший опер пропал.

— Кто?

— Леха Денисенко. Ты его знаешь.

— Знаю.

Денисенко — оперативник старой закваски. Дотошный, серьезный, предельно честный, несговорчивый с начальством — поэтому не сделавший карьеру. Один из тех, на ком держится система.

— Каким образом исчез?

— Работал по заказному убийству. Поехал встречаться с каким-то своим человечком. И исчез.

— Что за человек?

— Не знаю. Ничего не знаю. Всех на уши ставлю.

— У меня тоже проблемы, — Аверин обрисовал ситуацию.

— Это в отдел к Кравченко, — махнул рукой Долгушин. — Он подобными делами занимается.

После переговоров с начальником РУОПа решили, как и было задумано, провести совместную акцию. Все ложилось на отдел подполковника Кравченко.

Аверин переговорил с ним.

— Они наехали на моего друга. Простой человек, понимаешь. Не крутизна, не бизнесмен, не упырь — обычный очень хороший человек. У него нет крыши, нет знакомых бандитов, н в этой стране никто — жертва, из которой можно вытряхивать последнее. Разве это правильно?