Скованные намертво

— Не было, точно… Но если бы все те расходы, которые сегодня порезали, да на благо народное пустить лет десять назад — мы бы при коммунизме за год жили и каждой семье по вилле бы построили. Икру бы ложками жрали, а япошки и американцы нам бы зад лизали. Представляешь, поганый америкашка лижет наш русский зад, поскольку ты ему платишь за это его погаными долларами. Двести миллиардов на западные счета ухнули, демократы сраные, мать их растак, — полковник ругался долго и со знанием дела, потом опрокинул стакан водки. — В два раза производство упало… Экономисты хреновы. Нам бы Кремлем заняться, а не этими несчастными киллерами, грабителями и разбойниками.

— Кто ж мешает? — хмыкнул Аверин, думая, что полковник сильно напоминает ему Егорыча.

— Кто?.. А ты не знаешь?.. Они чего, ворюги, за власть держатся? Знают, сколько на них компры. Знают, какие судебные процессы пойдут, стоит им на миг руль выпустить. Из них же каждый на несколько пожизненных наработал, мать их растак-перерастак. А я, старый полковник, должен этим голубым младшим научным сотрудникам служить, едрить их.

— Кто просит служить?

— Потому что все мы трусы, так нас растак. Все боимся за борт выпасть, чтоб нам всем пусто было. Потому что мы менты, и наше дело служить. То партхамам, то демшизам. Мы — служебное прилагательное, ясно? Оцени каламбур… Что, не оценил? Ну и тудыть твою через коромысло… Ладно, еще по маленькой.

Он донимал Аверина до полтретьего ночи. На следующее утро полковник был хмурый — сработала гэбэшная закалка. Выходец из пятого управления КГБ, он задумчиво смотрел на Аверина, вспоминая, что же наболтал вчера. Впрочем, даже если бы Аверин и решил заложить полковника, вряд ли это кого-то заинтересовало бы. Никого не волновали умонастроения сограждан, их политические взгляды. Времена пятого идеологического управления КГБ канули в вечность безвозвратно. Кто какие анекдоты про кого рассказывает, никого теперь не занимало. На совещании у начальника УВД полковник очень убедительно обрисовал задачи, которые ставит правительство в этот нелегкий момент, и призвал стойко переносить временные трудности, заверил, что Москва делает все, чтобы нормализовать ситуацию, спасибо правительству и лично всенародно избранному.

Вернулся в Москву Аверин лишь в конце марта. Там произошла масса событий.

К телу, всплывшему из пучин Москвы-реки, были привязаны две двадцатичетырехкилограммовые гири. Но распухший труп поднял и их. В трупе опознали Бороду — авторитета, пропавшего в ноябре. В глотку был засунут галстук, которым его удушили. Естественно, преступление попало в разряд нераскрытых. Наконец пришла пора тряхнуть братву, которая встречала Бороду в Шереметьеве, когда тот прилетел из Штатов. Но братва стояла на своем — доставили драгоценное тело живое и здоровое до места. Куда потом делся — никому неизвестно.

Первого марта было совершено покушение — которое уже по счету — на Росписного. Он вылечился как защитник демократии в Америке от ранения, полученного в октябре, вернулся снова наводить порядок в Москве, получив от находившегося в бегах Япончика подробные инструкции. Вор в законе и его телохранитель вышли к стоящей у подъезда «девятки» (Роспис-ной принципиально не признавал роскоши, и в то время как тот же Глобус рассекал улицы на «Линкольне», пользовался скромной, видавшей виды «девяткой»). Телохранитель распахнул дверцу машины, и прогремел взрыв. Почти кило тротила было заложено в моторный отсек — взрывное устройство активизировалось радиозврывателем. Телохранитель погиб сразу же. Роспись по привычке выжил. На его теле прибавились шрамы, заработанные в мафиозных войнах и многочисленных славянокавказских конфликтах.

По прибытии из Новгорода Аверин выезжал с муровской бригадой на место происшествия. Пожилой армянин приехал в Москву пережить зиму. Ему позвонила женщина из соседнего номера и сказала, что зашли чеченцы, плохо себя ведут. Понадеявшись на горское уважение к старикам, армянин перешагнул дверь номера… Восемнадцать ножевых ранений, а под конец ему отрезали голову. Чеченские бандиты утрачивали все человеческое, все хорошее, что свойственно этому народу, исчезало в этой толпе безумных и кровожадных отверженных, которых не терпели даже свои земляки и которые подались на промысел в чеченское «Эльдорадо», где деньги и золото валялись под ногами, — в Москву.

Многие представители чеченского народа гуляли в Москве, как захватчики, которым дали город на откуп, — насиловали кого им хочется, убивали людей по своей прихоти. Кроме того, время от времени они ставили вопрос о пересмотре, казалось, окончательно установившихся сфер влияния, так что снова открылись боевые действия.