Вот уж на это ему было совершенно наплевать. Майрон потянулся к ручке двери. Медсестра остановила его и заставила вымыть руки. Затем предложила надеть желтый хирургический халат и маску под цвет. Майрон толкнул дверь спиной. Лекс даже не обернулся.
— Лекс?
— После.
— Лекс, нам надо поговорить.
На сей раз он поднял голову. Глаза его налились кровью, но когда он заговорил, голос прозвучал устало и мягко:
— Я же просил тебя не вмешиваться.
Молчание. Майрон не сомневался, что по прошествии времени эти слова еще отзовутся острой болью. По прошествии времени, когда он ляжет в кровать и попытается уснуть, в груди возникнет чувство вины и будет рвать на части сердце.
— Я видел ее татуировку, — сказал Майрон. — Такую же, как в том письме.
Лекс закрыл глаза.
— Сьюзи была единственной женщиной, кого я любил. И вот ее нет. И никогда не будет. Я никогда больше не увижу Сьюзи. Не обниму. Этот малыш — твой крестник — так и не узнает о своей матери.
Майрон промолчал. Он почувствовал, как в груди что-то сжимается.
— Лекс, нам надо поговорить.
— Только не сегодня. — Голос его вдруг сделался необыкновенно мягок. — Сегодня я хочу посидеть здесь со своим сыном, прикрыть его.
— Прикрыть от чего?
Лекс не ответил. У Майрона зазвонил сотовый. Он украдкой бросил взгляд на экран и увидел, что это отец. Майрон вышел из палаты и поднес телефон к уху.
— Да, папа?
— Я слышал по радио про Сьюзи. Это правда?
— Да. Я сейчас в больнице.
— Мои соболезнования.
— Спасибо. Знаешь, у меня сейчас со временем…
— Когда освободишься, сможешь заехать домой?
— Когда, сегодня?
— Да хорошо бы.
— Что-нибудь случилось?
— Мне просто нужно с тобой кое о чем поговорить. Насчет времени не беспокойся. Я не лягу.
18
Уезжая из больницы, Майрон напоследок сыграл в адвоката и наказал Лорен Мьюз не общаться с его клиентом Лексом Райдером без юридического посредника. Она ответила в том роде — хотя и не в этих конкретных выражениях, — что его помощь будет неоценимой и многосторонней. Появился Уин с Эсперансой. Уин передал содержание своей встречи с Фрэнком Эйком в тюрьме. Пока Майрону было непонятно, что из нее можно извлечь.
— Может, стоит пообщаться с Германом Эйком? — предложил Уин.
— А может, с Гэбриелом Уайром, — сказал Майрон и повернулся к Эсперансе. — И еще надо заняться нашим общим любимцем — учителем французского: проверить, где был Краш в момент смерти Сьюзи.
— Ладно, — кивнула Эсперанса.
— Подвезти тебя домой? — спросил Уин.
Майрон покачал головой. Ему надо было собраться с мыслями. Вернуться к началу. Возможно, Мьюз права. Возможно, это был просто передоз. Вчерашний вечер на террасе, выходящей на Манхэттен, все эти разговоры о тайнах, о вине перед Китти, о прошлом — может, это пробудило старых демонов. Вот и разгадка, все очень просто.
Майрон сел в машину и поехал к себе в Ливингстон. По дороге он позвонил отцу, предупредил, что скоро будет. «Не гони», — сказал тот. Майрон надеялся, что, может, отец хоть намекнет, о чем хотел поговорить с ним, но так и не дождался. По радио уже сообщили о смерти «бывшей, так и не взошедшей теннисной звезды Сьюзи Ти», и Майрон в который уже раз подивился умению журналистов все сбить в одну пустую фразу.
Когда Майрон притормозил у знакомого дома, было уже темно. Свет в спальне на втором этаже — их общей с Брэдом детской — горел, и Майрон поднял голову. В глаза ему бросилась выцветшая переводная картинка, выпущенная местной пожарной охраной в начале президентского срока Картера. На картинке был изображен бравый, с выдающимся вперед подбородком пожарный, выносящий из горящего дома обессилевшего ребенка с длинными волосами. Теперь бывшая детская превратилась в рабочий кабинет.
Фары машины выхватили надпись на доме Насбаумов: «Продается». Майрон учился в школе вместе с их сыном Стивом, которого, впрочем, все называли либо Насом, либо Баумом, славным малым, который по-настоящему нравился Майрону, но с которым он почему-то так и не сдружился. Насбаумы принадлежали к тем первым семьям, которые поселились здесь, когда пустошь сорок лет назад превратилась в жилой поселок. Им здесь нравилось. Нравилось ухаживать за садом, сажать всякие овощи и неторопливо строить беседку позади дома. Они угощали Болитаров помидорами со своего огорода, и если вам не довелось отведать помидоров, выращенных в Нью-Джерси в августе, вы очень много потеряли. И вот теперь даже Насбаумы покидают эти края.
Майрон оставил машину на подъездной дорожке. Он уловил какое-то движение в окне. Отец, наверное, наблюдал за ним — вечный, ни слова не произносящий часовой. Когда Майрон был подростком, для него не устанавливали комендантский час, потому что, говорил отец, сын своим поведением показывает, что не нуждается в нем. Эл Болитар спал очень мало, так что, в какой бы час Майрон ни возвращался домой, он заставал отца бодрствующим. Отец был большим аккуратистом: перед тем как отойти ко сну, все следовало расставить по местам. Интересно, подумал Майрон, верен ли он до сих пор своим привычкам и как у него стало со сном, когда младший сын оставил дом вместе с Китти, да так и не вернулся.