Скованные одной цепью (СИ)

Я не смогла сдержать хохот, когда технарь напяливал на себя обмундирование странника-ботаника. Широкополая перекошенная шляпа-панама, круглые очки с толстыми линзами, рыжий кучерявый парик с бакенбардами, ниже следовал розовенький шейный платок, который повязывался поверх нелепого закруглённого воротничка безразмерной рубахи, свисающей почти до колен песочного цвета галифе. Ниже колен, гордо светя полосками, лоснились гетры, небрежно вправленные в старомодные туфли с длинными торчащими языками. Образ дополняла, модная примерно 200 лет назад, туристическая бежевая штормовка.

Ну что тут скажешь? Я была в полном отпаде и уже почти успела сделать его фото на свой айфон, но Зайцев остановил меня и на полном серьёзе прокомментировал свой наряд:

— Чем нелепее я выгляжу, тем меньше подозрений вызываю. Придурков и чудаков, бегающих по холмам и пытающихся собирать гербарии и засушивать бабочек, довольно много, а я лаконично впишусь в их среду. Поэтому я смогу бродить там около тебя и ни одна охрана меня не остановит. Кому придёт в голову, что под моей нелепой рубахой нацеплена портупея с самыми современными приспособлениями и оружием?

— Точно, я бы в жизни тебя ни в чём, кроме убийства насекомых, не заподозрила, — хохотала я.

Вспоминая этот наш диалог с Зайцевым, невольно улыбаюсь, всматриваясь в молочно-серую дымку за окном. Автобус мягко подскакивает на кочках и плавно раскачивается, как лодка на волнах. Сумерки сгущаются и туман становится, как бы осязаемым на ощупь, кажется, протянешь руку, и она мягко провалится в серую вату.

Высовываюсь в проход между сиденьями, чтобы взглянуть, как же всё-таки водитель ориентируется в этой кромешной беспросветной вате? Фары автобуса пробивают лучами света только на пять-семь метров вперёд. Что, если свалимся в пропасть или врежемся куда-нибудь? Как я потом объясню Зайцеву, что не добралась до места и не выполнила задание?

— Девушка, не волнуйтесь так, — видимо, прочитав мои тревожные мысли, успокаивает меня полненькая миловидная женщина лет пятидесяти, сидящая сзади в другом ряду кресел. — У водителя сканер включен, каждый поворот у него на экране. А когда опасная близость к скале или к пропасти — он сразу даёт сигнал. Ну, как в самолёте.

Я благодарно улыбаюсь женщине и киваю:

— Семь минут — полёт нормальный. Видимость — ноль. Идём по приборам.

— Ха-ха-ха, — оценив мою шутку, смеётся она. — А вы не трусиха, хоть и городская. Студентка, небось? Изучать холмы едете?

— Ну, типа того, — соглашаюсь я с её предположением. А что? Оно ведь, вроде, так и есть.

— А остановиться где планировали? Может комната нужна? Так я могу сдать на пару недель. У меня дом большой, три комнаты пустует, — женщина вздыхает. Сыновья, как выросли, так и улетели, пташки. Старший пилотом работает, на вертолёте летает, средний — механиком у них на аэродроме. А младший ещё в институте учится. Не часто приезжают.

В голосе женщины явно прослеживается и гордость за сыновей, и тоска по ним. Ждёт, видать, каждого в гости, а они все в заботах, да в трудах. Некогда навестить родителей.

— Вообще-то, я уже договорилась насчёт ночлега… Но вы мне свой адрес дайте, на всякий случай. Вдруг мне у знакомых моих не понравится.

Думаю себе: «А вдруг пригодится. Никого здесь не знаю. А так хоть будет одна знакомая душа в этом тумане. С виду женщина кажется вполне порядочной».

— Да найти меня не трудно. У меня на центральной улице лавка кондитерская и пекарня. «Маришка» называется. Да и меня Мариной зовут. Всех девочек в роду Маринками называли, с тех пор, как прабабка моя лавку-то открыла и своим именем назвала. А вот у меня одни парни родились. Не хотят продолжать дело. Разлетелись…

— Ничего, — утешаю я её, — какие ваши годы? Ещё доченьку родите.

— Ха-ха, — снова смеётся женщина, — это вы моему мужу скажите. Обленился он на старости-то лет трудами ночными заниматься. Как стемнело — уж храпит, едрён-батон. Ха-ха…

— А ты, Маришка, не стесняйся, — отзывается откуда-то сзади задорный мужской голос, — как мужик на боковую, так ты меня позови. Я б такую аппетитную булочку приласкал бы, не обидел, да и постарался бы…

— Ты, Пахомыч, слюни-то подбери, — отвечает ему кондитерша, — да «передок» свой попредержи. А то такими темпами, как ты по сеновалам с барышнями трёшься, не равён час, сотрёшь всё аж до самых «орехов». Ха-ха…

И все пассажиры вдруг громко подхватывают её хохот. Я невольно присоединяюсь к всеобщему веселью.

— Да в том-то и дело, — смеётся тот самый «отшитый» Пахомыч, — что пробую, пробую, а всё не то, всё не вкусно. Таких, как ты, Маришка, больше нетуся… ха-ха…Ой, помру бобылём! Ха-ха-ха…

И снова хохот на весь автобус.

Точно, это всё туман. И он давит на каждого по-отдельности. А на самом деле, эти люди и с юмором и не злобливые.

Так с шутками да прибаутками доезжаем таки до станции. Выхожу из автобуса, громыхаю своим розовым чемоданом по неровной плитке мостовой. Ну, и где те, кто должен был меня встретить? Оглядываюсь.