— Эй, пока мы обсуждаем цену, вы уже тискаться начали? — возмущенно вопросила блондинка.
Я успела позабыть и о ней, и о Дрейке.
Впилась ногтями сильнее, представляя, как сжимаю шею столичной стервы.
— Малая, я тебе не подушка для иголок, — с неприкрытыми недовольством прозвучало над ухом, — втяни когти.
Сделала все в точности наоборот — надавила сильнее. Не из вредности, а из-за до боли знакомого прозвища. Тим никогда не говорил "сестра", не называл по имени. Всегда только Малая.
— Я вообще не разрешал тебе прикасаться ко мне.
Отстранилась, не убирая рук. Закипая от злости, негодования, под воздействием проклятой истинности каждая эмоция ярче и острее.
Глядя в бледно-желтые глаза запустила пальцы под футболку и с маниакальным удовольствием вонзила ногти в кожу.
Малин недобро повел головой, во взгляде если не желание прибить меня на месте, то около него.
— Ты ничерта не чувствуешь, — зашипела ненавистно, — и даже не представляешь, что испытываю я.
— Я в этом виноват? — он издевательски приподнял брови.
— Мне плевать. Я хочу, чтобы ты тоже страдал.
Широкая ладонь обхватила шею под подбородком.
Сглотнула от легкого давления, вместе со страхом чувствуя кое-что еще.
Возбуждение прокатилось внизу живота. Чужеродное желание, чтобы Малин стянул мои волосы на затылке, поставил на колени и локти…
Это. Не. Я.
Не я!
— Тебе нравится, — Малин пристально всматривался в мои глаза, чуть сдавливая шею, ослабляя, поглаживая большим пальцем.
Отбросить его руку — не так сложно. Легче легкого. Но я не могла пошевелиться. Смотрела в его глаза и плавилась в котле с оловом.
Грубая ладонь отчего-то стала казаться нежнейшим шелком, наэлектризовывая кожу в месте прикосновения.
— Макс, какого хера? — голос Дрейка доносился будто из другого мира. — Отойди от моего слейва.
В желтых глазах блеснула злость. Челюсть заметно напряглась. Он неторопливо отнял руку, перестав касаться моей шеи.
Тонна ледяной воды, не меньше, рухнула на меня, придавливая к полу. Внутри мгновенно затянуло в паническом недостатке нужного и необходимого.
— Я терпеливо жду, — известил Дрейк с налетом иронии.
Взгляд Малина осязаемо мазнул по сгибу шеи, оставляя незримый след.
Столичный с легкой усмешкой отступил на шаг.
Захотелось обнять себя руками, чтобы согреться от накатившего холода, пробившего на озноб. Недолгий. Холод быстро сменился болезненным пекло.
Обняла лицо ладонями в приступе дикого отчаяния.
Что мне делать? Что?!
Сбежать?
А поможет? Как надолго?
Я готова пойти добровольцем на любые эксперименты, лишь бы никогда больше не проходить через
— Максик, ты можешь взять ее в любое другое время, — тягучий голос блондинки действовал на нервы. — Уступи мне.
Уступи!
Мой истеричный смешок растворился в тишине комнаты.
— Оливия, я на твою плату пока не согласился, — голос Дрейка звучал обыденно.
Пока я была не в себе, они успели обсудить плату? Так нечаянно моргну, а меня уже продали.
— Дре-ейк, ну, не будь вредным. Ты ведь не такой. Ты милый, чуткий, понимающий.
Я не дождалась окончания спектакля театра абсурда.
— Вы бы друг с другом поразвлекались, у вас для этого все есть, — я смотрела в пол перед собой, мечтая раствориться.
— Слышите? — возмутилась блондинка. — А я ее научу, как надо разговаривать со столичными.
— Я безнадежна, — хмыкнула безразлично и с протяжным вздохом согнулась пополам от болезненной истомы. — Черт…
Принцип понятен: чем сильнее сопротивление, тем сильнее проявление. Своеобразное наказание за непослушание.
Функционировать вдали от истинного можно — проверено. Выхода как минимум два: согласиться на эксперимент, и если он окажется неудачным, убежать. Далеко, насколько возможно. И жить дальше.
— Я сам хочу поразвлекаться со своим новым слейвом, — безмятежность Дрейка порождала волну тревоги. — Обсудим ее аренду в другой день.
Яростный стук каблуков ритмично вспарывал пространство.
Я смотрела на белые с желтыми вставками кроссовки Малина, не разгибаясь. Не хочу видеть столичных. Никого из них.
— Знаешь, что она моя истинная? — вопрос заставил вздрогнуть.
Из своего положения посмотрела на Дрейка.
Он с легкой усмешкой на губах кивнул.
— Ваша беседа у бассейна была не совсем приватной.
Выходит, он слышал.
Понять, хорошо это или плохо, не получалось. Для подобных размышлений нужен трезвый подход.
За стеной вновь появился цокот каблуков. Разговор подвис в немом ожидании.
Столичная вошла с ведерком для льда, в котором обычно держат бутылки. Ее не наблюдалось.
С сочувствующим видом заправской стервы блондинка протянула:
— Кисунь, тебе необходимо охладиться.
Подернутый туманом разум не позволил рефлексам сработать. Я как в замедленной съемке наблюдала за переворачивающимся надо мной ведром со льдом.
Кубики больно ударялись о голову, закатились под ворот кофты на спину и на грудь.
Шипение с коротким писком — все, что я смогла из себя извлечь, пока лед скользил по коже, оставляя мокрые дорожки на теле.
Последние льдинки прокатились по щекам, упали на ладони. Руки тряслись, холод пробивал до стука зубов.