Скованный ночью

Коконы в гостиной были такими же, как прежде, однако Бобби смотрел на них с опаской, пока не добрался до входной двери.

— Шестьдесят с лишним сантиметров в ширину и тринадцать в толщину, — похвастался он.

Чтобы управлять доской такого размера, даже имея на борту 50 килограммов, требовались талант, координация и вера в упорядоченную, благосклонную к нам Вселенную.

— Тандем? — переспросил я, выключая фонарик. — Стало быть, решил променять волнорез на лошадь с телегой?

— Ни за что. Но маленький тандем — вещица симпатичная.

Если он собирался плавать на тандеме, то должен был найти себе партнера — вернее, партнершу. Единственной женщиной, которую любил Бобби, была серферша и художница Пиа Клик, которая уже три года медитировала в Уэймеа-Бей на Гавайях, пытаясь найти себя. Три года назад она вылезла из постели Бобби, чтобы сходить на пляж, позвонила ничего не подозревавшему любовнику уже из самолета и сообщила, что поиски начались.

Она была самой доброй, милой и умной из всех, кого я знал, талантливой и преуспевающей художницей. Но Пиа верила, что ее духовным домом является Уэймеа-Бей, а не Оскалуза, штат Канзас, где она родилась и выросла, и не Мунлайт-Бей, где она влюбилась в Бобби. А потом она заявила, что является инкарнацией Каха Хуны, богини серфинга.

Так что странные времена настали задолго до катастрофы в лабораториях Уиверна.

Мы остановились у подножия крыльца и сделали несколько медленных вдохов, чтобы очиститься от запаха смерти, пропитавшего нас, как маринад. Кроме того, мы воспользовались этим моментом, чтобы вглядеться в ночь, прежде чем окунаться в нее в поисках Большой Головы, отряда или новой угрозы, которой не могло предвидеть даже мое буйное воображение.

Над просторами Тихого океана раскинулись две гряды переплетенных облаков, плотных, как габардин, и занимавших большую половину неба.

— Можно купить лодку, — сказал Бобби.

— Какую лодку?

— Какую мы сможем себе позволить.

— И?..

— Остаться в море.

— Радикальное решение, брат.

— Днем парус, ночью вечеринка. Будем бросать якорь на пустынных пляжах и ловить тропические волны.

— Мы с тобой, Саша и Орсон?

— Захватим Пиа в Уэймеа-Бей.

— Каха Хуну.

— Морская богиня на борту не помеха, — сказал он.

— А горючее?

— Парус.

— Еда?

— Рыба.

— Рыба тоже может быть носителем ретровируса.

— Тогда найдем необитаемый остров.

— Где это?

— В заднице у нигде.

— И что дальше?

— Будем выращивать собственную еду.

— Фермер Боб.

— Без комбинезона со «слюнявчиком».

— Удобряющий землю собственным навозом.

— Самообеспечение. Это возможно, — стоял на своем Бобби.

— Так же, как ходить на медведя с рогатиной. То ли ты сваришь из него суп, то ли он сделает из тебя такос.

— Не сделает, если я научусь убивать медведей.

— Тогда прежде, чем поднять парус, тебе придется четыре года проучиться в сельскохозяйственном колледже.

Бобби сделал глубокий вдох, прочистил бронхи и выдохнул.

— Я знаю только одно: не хочу закончить свои дни, как Делакруа.

— Каждый, кто родился на этот свет, рано или поздно кончает, как Делакруа, — сказал я. — Но это не конец. Это путь. К тому, что наступит после.

Он мгновение помолчал, а потом ответил:

— Сомневаюсь, что верю в это так, как ты, Крис.

— Зато веришь, что можешь избежать конца света, выращивая картошку и брокколи на каком-то острове к востоку от Бора-Бора, где необычайно плодородная почва и замечательный прибой. Разве это более правдоподобно, чем загробная жизнь?

Он пожал плечами:

— Большинству легче поверить в брокколи, чем в бога.

— Только не мне. Я ненавижу брокколи.

Бобби повернулся к бунгало и сморщился, словно еще ощущал запах разложения Делакруа.

— До чего же сволочное место, брат.

При воспоминании о висящих на потолке коконах у меня побежали мурашки по спине, и я поспешил согласиться:

— Место отвратное.

— Хорошо будет гореть.

— Да, но сомневаюсь, что коконы угнездились только в этом бунгало.

Дома Мертвого Города, похожие друг на друга как близнецы, внезапно показались мне построенными не людьми, а термитами или пчелами.

— Давай сожжем это для начала, — предложил Бобби. Ветер, свистевший в высокой траве, стучавший ветками мертвых кустов и шелестевший листьями магнолий, подражал звукам множества насекомых, словно в насмешку над нами, как будто предсказывал неизбежность будущего, принадлежащего шести-, восьми— и стоногим представителям фауны.

— О’кей, — сказал я. — Сожжем.

— Жаль, бензина мало.

— Но не сейчас. Из города приедут копы и пожарные, а нам они ни к чему. Кроме того, у нас мало времени. Нужно ехать.

Когда мы вышли на тропинку, он спросил:

— Куда?

Я понятия не имел, где искать Джимми Уинга и Орсона в безбрежном Форт-Уиверне, и предпочел не отвечать.

Ответ был заткнут за «дворник» напротив пассажирского сиденья джипа. Я увидел его сразу же, как только обошел машину. Он был похож на квитанцию штрафа за парковку в неположенном месте.

Я выдернул послание из-под резиновой щетки и включил фонарик, чтобы рассмотреть его.

Когда я опустился на сиденье, Бобби наклонился и посмотрел на мою находку.

— Кто это сделал?