Триера шла прямо по сверкающей дорожке, будто бы выложенной статерами из электрона, коими славится Лампсак. Тёмный западный берег пролива, прямо под колесницей Гелиоса чётко очерченный багровыми лучами, уже на десяток стадий к северу и югу растворялся в сизой дымке, так что не разделить взглядом небо и землю.
Мужчина в шафрановой хламиде неотрывно смотрел в одну точку. Туда, где брала начало дорожка из электрона. Два часа назад, до того, как по западному небосводу начал разливаться багрянец, там сложила крылья стая морских птиц, невиданных прежде на этих берегах. Именно они сейчас владели его вниманием.
Триера миновала волнолом, защищавший гавань, и приближалась к берегу. Дул вечерний бриз, очень слабый, его силы не хватало на то, чтобы подхватить полы плаща.
— Левый борт, табань! — крикнул келевст, начальник гребцов, по знаку кормчего.
Вёсла упёрлись в воду, триера начала разворачиваться точно поперёк береговой линии. Затем келевст приказал грести обоим бортам, увеличив темп. Корабль в паре стадий от прибоя начал разгоняться, будто шёл в атаку. Человек в шафрановом плаще прошёл на нос.
Бронзовый таран прочертил борозду в песчаной траншее, прокопанной так, чтобы облегчить вытаскивание корабля на берег. Траншей таких здесь было подготовлено несколько десятков. Заканчивались они деревянными желобами, по которым корабли закатывали в корабельные сараи.
Возле здоровенных воротов ожидали двое — ксенаги наёмников, родосец Ликомед и Аполлодор. Тот самый, что получил наказ сатрапа Арсита принудить Македонянина отступиться от стен Перинфа.
— Ну что там, Мемнон? — нетерпеливо крикнул афинянин, — ты опознал корабли?
— Никогда таких не видел, — покачал головой человек в шафрановом плаще, Мемнон-родосец, милостью великого хшаятийи правитель Лампсака.
Он спрыгнул с борта, не дожидаясь, пока поднесут сходни.
— Так это не македоняне? — спросил Ликомед.
— И да, и нет. На паре парусов отчётливо разглядел звезду Аргеадов, но большинство кораблей очень странные.
— Какие-то союзники? — предположил Ликомед.
— Вероятно. Вот только ума не приложу, кто, — ответил Мемнон.
— И что ты намерен предпринять?
— Понятия не имею, — пожал плечами Мемнон.
— Так не годится, — сжал зубы афинянин, — раз там есть македоняне, стало быть, они попытаются соединиться со своими. Нужно предупредить Фокиона.
— Я насчитал всего два десятка кораблей, — спокойно сказал Мемнон, — невелика угроза Фокиону.
— Я бы не стал пренебрегать… — начал афинянин.
— Хорошо-хорошо, — с нотками раздражения в голосе перебил его Мемнон, — вот сам завтра и отправляйся.
— В Гераклею? — набычившись, спросил Аполлодор.
— Ну а куда ещё?
— Думаешь, он будет там ждать?
— Если не раскусил план Одноглазого, то будет. Или придёт сюда. А если раскусил, то придётся тебе метнуться обратно в Византий.
— Всё сомневаешься, что приказ не ложный? — спросил афинянин.
Мемнон усмехнулся.
— Аполлодор, я почти девять лет прожил при дворе этой хитрой лисы. Уж поверь мне, если кто способен провернуть подобный трюк, так это он. У меня и свои уши имеются. Если бы Керсоблепт и правда рыпнулся, я бы узнал одним из первых. А ни о чём таком я не слышал, так что повторю тебе — вас провели вокруг пальца. Этот приказ подставной.
Стало совсем темно и родосец не видел лиц собеседников, но готов был побиться об заклад, что у афинянина оно выражает сейчас крайнюю степень досады вкупе с недоверием.
Ну а как иначе? Неприятно сознавать, что именно ты всех взбаламутил и позволил дичи ускользнуть из силков. Дичью здесь следовало считать, конечно, не Филиппа, а его наварха Деметрия, которого после досадного для афинян дерзкого предприятия коварных македонян загнал в Пропонтиду вернувшийся к своему флоту Харес.
Сам Аполлодор о таком развитии событий даже и не подумал, это родосец ему растолковал.
Около половины месяца назад афинский флот под началом Фокиона Честного проследовал в Византий, жители которого старого стратега уважали и в город впустили. К ревнивому неудовольствию Хареса. Тот с частью флота сидел на другом берегу Боспора, в Халкедоне. Приказ Арсита он выполнил частично, перевёз половину трёхтысячного отряда Аполлодора на западный берег, но далее помогать афинянину не собирался. Тот потоптался к северу от Византия, но в прямое столкновение с македонянами вступить не решился, поскольку к летучему отряду Филиппа к тому времени прибыл Кратер с подкреплениями. Случилось несколько мимолётных стычек, тем всё и ограничилось.
Осознав, что Харес приказ сатрапа откровенно саботирует, Аполлодор пришёл в ярость и вернулся в Халкедон, дабы призвать негодяя к ответу, но не застал. Тот отбыл с частью флота в неизвестном направлении. Причём кораблей он с собой взял явно недостаточно для добивания Деметрия. Не иначе, решил заняться пиратством.