Скрепы нового мира

— Тут же совсем рядом? — удивился было я.

— Все равно!

Мог бы сам догадаться. На четырех этажах общаги сто двадцать комнат, всего человек семьсот-восемьсот. Шайки хулиганов, а их тут скорее всего не меньше десятка, промышляют то ли спекуляцией самогоном и анашой, то ли рэкетом самих спекулянтов. Из-за тесной взаимосвязанности процессов сложно сказать, где кончается одно и начинается другое. Бонусом идет мордобитие, мелкие грабежи и воровство всего не приколоченного. При этом до поножовщины и смертоубийства среди своих дело доходит исключительно редко — администрация завода имеет годную рускообщинную привычку выкидывать на улицу не только самого нарушителя, но и всех его соседей по комнате. И уж тем более, даже упоротые в хлам отморозки не задевают коммунаров… жаль, на мне или Саше про принадлежность к ним ничего не написано.

С первого шага за дверь понятно, насколько была права Александра. Вечерний сумрак в сочетании со светом двадцатисвечовых лампочек преобразил коридоры в стиле лучших триллеров Хичкока. Подозрительные пятна и подтеки заполонили стены; промеж них маршируют колонны деловых тараканов. Семечная шелуха хрустит под ногами, ее уже впору мести метлой. Рыдания умирающих в степи ямщиков и бродяг с сумой за плечами бьют по ушам со всех сторон, им не помеха ни перекрытия, ни перегородки. Изменились и люди. Спотыкающиеся на каждом шагу аборигены видом, цветом и запахом неотличимы от свежих зомби, хотя, бесспорно, они все еще живы: курящих зомби не бывает.

Около ближайшего туалета толпится добрая дюжина страждущих — судя по изредка проскакивающим в мате словам, все стоически пережидают чью-то разборку.

— Подождем? — заколебалась Александра.

— Потопали в другое крыло, — тяжело вздохнул в ответ я. — Тут девочки, это надолго.

Планировка бывшего доходного дома далека от пролетарского конструктивизма. Где-то на полпути мы умудрились запутаться среди одинаковых дверей. Толкнулся в одну — закрыто, во вторую и третью — с тем же результатом, только четвертая подалась, да так ловко, что мы чуть не уперлись в стоящую посередине комнаты толстую, голую женщину, похожую на серую предгрозовую тучку. За ее спиной трясся высокий голый парень, тонкий, как жердь, и страшно костлявый. Рядом в странном танце под гармонь кружились вокруг друг-друга три бесштанных мужичка. Уж не знаю, в чечетку там, или вприсядку, то сойдутся, то повернутся, то стукнутся каблуками начищенных сапожек. Но у каждого в руке на отлете горящая папироска.

— Помоги мне это развидеть! — застонал я, вывалившись обратно в коридор. — Сейчас вырвет!

— О Боже! — вторила мне Саша. — Марксово семя!

— По ходу, недовзрослые ловят с Маркса неплохой приход…

— Они не с Маркса, а на марксизацию Залкинда[76] сублимируют, — любезно уточнила супруга. — Вредно читать на ночь «Двенадцать заповедей полового поведения пролетариата».

— Тебе легко говорить, — я наконец справился с невольными рвотными позывами. — Помнишь, еще перед Рождеством, ты вычитала в газетке, что «половой акт не должен часто повторяться»?

— Так до утра и повторяли…

— Незачем «Труд» покупать, он для настоящих рабочих. А мы-то всего лишь попутчики.

— «Половой подбор должен строиться по линии революционно-пролетарской целесообразности», — наставительно уперла мне в грудь пальчик Саша. — «В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства».

— А мы по твоему что сейчас видели?

— Дурак! — ткнула меня кулаком в бок Саша. — Их же лечить надо. По настоящему лечить, в больнице!

— У любого с эдакой жизни мозги потекут, — из чувства гендерной солидарности я попробовал защитить мужичков, флиртующих на троих где-то за стенкой. — Представь, их там в каморке десять душ ютится, а денег в обрез, не то что на девок, а пожрать досыта через два дня на третий.

— Думаешь это не опасно?!

— Летом можно в парке под любым кустом лечиться, — попробовал отшутиться я. — Хотя данный случай…

Нужных слов не находилось. Зато, похоже, ответ легко читался с лица, да такой, что Саша поторопилась прийти на помощь:

— Может обратно пойдем?

— Ну уж нет, — взорвался я неожиданно для самого себя.

Бросив громко и зло: «да ходят они же тут как-то?», я влупил с ноги по ближайшим запертым дверям. Новаторский метод тут же выказал высочайшую эффективность — нашелся не только проход, но и еще кое-что. Мой пинок, вместе с дверью, снес с ног привалившегося с противоположной стороны щупленького шпаненка-фзушника. Да так ловко, что его уродская кепочка-мичманка колесом покатилась в дальний конец коридорного закутка… мимо клубка сосредоточенно мутузящих друг-друга тел.