Скрябин

Есть одна особенность в интерпретациях Шлёцера, когда он обращается к творчеству Скрябина. Борис Федорович учился в Москве, Париже и Брюсселе, учился музыке и философии. Он был довольно широко образованным человеком, но его диссертация, защищенная в 1901 г. в Париже, была посвящена проблеме эгоизма. Вне всякого сомнения, творчество Скрябина давало много пищи для этой темы. Но и тема накладывала свой отпечаток на все интерпретации Шлёцера. Он заметно упрощает творчество композитора. Даже при крайне расширительном понимании термина «эгоизм» (вспомним хотя бы «разумный эгоизм» Чернышевского, мыслителя, который, в свою очередь, много почерпнул от Фейербаха) — трактование сочинений Скрябина как проявления некоего «метафизического эгоизма» не может не оказаться слишком прямолинейным и навязчивым.

50

Как не вспомнить здесь слова знаменитого австрийского поэта рубежа веков Райнера Мария Рильке: «Есть такая страна — Бог, Россия граничит с ней». Чувство этой вечной России будет помогать и русским эмигрантам, оказавшимся в Европе в 20-е гг. Россия советская слишком уж отличалась от прежней империи, которая была их родиной. Но чувство: если их Россия погибла, то есть и другая Россия, которая пребывает в веках, — спасало от последнего отчаяния.

Есть и еще одно «измерение» у стихотворения Тютчева. Оно написано в конце 1866-го, в год покушения Дмитрия Каракозова на Александра II. Попытка убить царя для государственника Тютчева могла внушить самые горькие мысли о будущем отечества. Но чем меньше дают надежд очевидность и разум, тем сильней вера.

51

С точки зрения сознания, которое живет лишь «разумными доводами», ее не могло быть никогда и нигде. С точки зрения веры, она предполагается — хотя бы как возможность — везде и всюду.

52

Несомненно, круг людей, чувствующих нечто сходное, был много шире. Очевидные параллели скрябинскому творчеству можно найти и в творчестве художников Врубеля и Рериха, и в произведениях «раннего» Горького и «зрелого» Андреева, и в сочинениях русских религиозных мыслителей — С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского и других, — наконец, и в исканиях многих ученых: В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, К. Э. Циолковского. Скрябинское творчество, в сущности, выразило общие устремления века в звуке. О некоторых из перечисленных имен еще придется говорить в дальнейшем. Но к «Божественной поэме» младосимволисты стоят, пожалуй, всего ближе. Не случайно все, что знала Морозова о скрябинских идеях, что слышала в «Божественной поэме» и «близлежащих» сочинениях, в ее сознании мгновенно связывалось с творческими исканиями хорошо ей знакомого Андрея Белого.

53

По воспоминаниям Сабанеева — это главный принцип, который исповедовал Скрябин: «…ведь надо же все привести к Единству. Иначе же бессмыслица, хаос, гибель…»

54

Стихи, вошедшие в эту, нашумевшую при своем появлении, книгу, писались в первые годы нового века. Обычно говорят, что «прототипом» Прекрасной Дамы Блока стала Любовь Дмитриевна Менделеева, в будущем — его жена. Но за этим «прообразом» вставал и другой. В дневнике 1918 г. Блок попытается вспомнить события, которые предшествовали его стихам. Вспоминает о «совершенно особом состоянии», когда «явно является Она». Это сказано не о Любови Дмитриевне. «Она» (с большой буквы) — совсем иная сущность. «Живая же, — поясняет Блок, — оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей…» Конец записи снимает всякие сомнения в том, что образ «Прекрасной Дамы» имеет двойственную природу: «В таком состоянии я встретил Любовь Дмитриевну на Васильевском острове…»

Блок, как все младосимволисты, за миром реальным ловил черты мира «реальнейшего». Он увидел в женском образе — Душу Мира. Менделеева, предмет его «земного» поклонения, была лишь земным воплощением этой мировой души.

55

Так, Андрей Белый умрет от солнечного удара, от «солнечных стрел», о которых много раньше напишет в стихотворении. Так, незаконченные стихотворения у Вячеслава Иванова станут сигналом к надвигающимся на его жизнь катастрофам. Многое напророчил себе Блок. И не только себе. В цикле «На поле Куликовом» отчетливо ощутимо и проникновение в глубь русской истории, и предвосхищение тех войн, которые обрушились на Россию в XX в., а уж его формула «О, если б знали, дети, вы холод и мрак грядущих дней» остается животрепещущей для всего XX в.

56

Разумеется, у Скрябина многое было похоже на чаяния младосимволистов, и все-таки было не так. Идея «Мистерии» в воображении композитора, к концу жизни продуманная до тонкостей, «конкретнее», нежели ожидание «Души Мира». Но с точки зрения постороннего сознания, именно эта продуманность, «конкретность», делает скрябинскую мечту совершенно «абстрактной», то есть чересчур отвлеченной и несбыточной.

57

Данные толкования — не буквальное изложение немецких философов-классиков. Это, скорее, попытка читать их глазами Скрябина, как он должен был воспринимать учения немецких мыслителей.

58