Скрябин

«Вскоре после чая Скрябин ушел. У всех осталось чувство очарования. Пленил не только его замечательный музыкальный талант, — не меньшее обаяние излучалось от всей его личности в целом: чувствовалась натура исключительная. Располагали к нему также какая-то мягкость, ласковость обращения и то свойство, которое историк В. О. Ключевский определял словом «людскость», то есть умение общаться с людьми, вести с ними непринужденную беседу, чувствовать себя с ними свободно и легко».

Скрябин был мил, весел и — ребячлив. У Секерийых много говорил о тете Любе и двух бабушках. Его любовь к родным была столь замечательна, что сестрам захотелось на них посмотреть. И Скрябин повел их в воскресный день в церковь Афанасия и Кирилла, где его драгоценные бабушки бывали неизменно. И Наташа с сестрой могли лицезреть двух приятных старушек за молитвой.

Скрябин был галантен. В концертах встречал сестер и вел их к заранее занятым местам. До начала концерта успевал увлекательно рассказать о произведениях, которые предстояло услышать.

Наташу он чуть ли не каждый день встречал — или по дороге в гимназию, или когда она возвращалась. И каждое свидание с ней рождало в его душе восторг.

«Он посещал их (сестер) два раза в неделю, — вспоминала Любовь Александровна. — Возвращался от них домой всегда счастливый и радостный. Садился около меня на коврике, клал голову ко мне на колени и начинал припоминать каждое свое слово, сказанное ей (Наташе), при этом меня спрашивал, так ли он отвечал ей, не обидел ли он ее своим ответом. С обеих сторон чувство было такое молодое, хорошее, и я, смотря на него, невольно желала, чтобы оно жило в нем подольше. Когда А. Н. садился за рояль после этих встреч, лицо у него в эти минуты было поразительное. Выражение все время менялось: торжество, радость и блаженство — все это сияло на нем».

Ради Наташи он готов был на все, и даже в день своего рождения (ему исполнялось двадцать лет) решил провести Рождество не дома, с бабушками, а у Секериных. Счастье было столь чисто и столь безоблачно, что, казалось, оно будет длиться всегда…

Один из особенно замечательных вечеров Скрябин вместе с сестрами провел у Наташиной подруги. Сначала разучивал с Наташей свою мазурку, потом долго — в особенном, радостно-задумчивом настроении — играл сам.

А на следующее утро, когда Наташино платье принялись чистить, обнаружили в кармане ее передника письмо. Она, зачарованная накануне музыкой Скрябина, забыла его вовремя вынуть. Письмо было вроде бы вполне «деловое». Скрябин спрашивал, можно ли ему появиться в Великий пост. Но в последних строках он заговорил о своих чувствах. И дальше — история, столь часто описанная в романах. Дочь видит его письмо в руках матери и лишается чувств, так что прийти в себя ей помог только доктор. Мать вызывает «виновника». Увидав в чужих руках свое письмо, Скрябин с редким самообладанием, деликатно, но настойчиво уверяет, что между ним и Наташей давно решено: они — жених и невеста, поэтому он вправе писать ей о своих чувствах.

И вот уже вместо «внушения» он слышит настоятельную просьбу матери: не смущать души пятнадцатилетней девочки. Пусть она спокойно учится, ведь ей до окончания гимназии еще два года! И конечно же — эго особенно настойчивая просьба — больше у них не бывать.

На другой день Ольга Валерьяновна получает смятенное письмо молодого музыканта с мольбой о свидании. Письмо было написано в столь горестном тоне, что не откликнуться было невозможно. Ольга Секерина идет на свидание. Скрябин, завидев ее издалека, бежит навстречу. Он дрожит, беспомощный, юный. С глазами, полными слез, сбиваясь, просит не отнимать у него «маленькую Наташу», его музу. Говорит, что любовь его чиста, что он никогда не испытывал столь высокого и благоговейного чувства.

И сестра, которая собиралась его долго распекать, начинает успокаивать: никто «маленькую Наташу» у него не отнимает, разлука их — лишь временная, и Наташа испытывает к нему особые чувства, ведь она пережила обморок, увидев, что письмо найдено.

Ольге Валерьяновне казалось, что Сашу ей удалось хоть немного успокоить. Он же переживал катастрофу: предусмотрительная мать добилась разрешения взять свою дочь из гимназии раньше срока и тут же увезла из Москвы.

С этой разлукой совпала и другая неприятность, связанная с именем Антона Степановича Аренского.

* * *

С чего же все началось? Сведения мемуаристов не всегда совпадают между собой.

«Аренский по натуре был добрейшим и деликатнейшим человеком, но в классе он часто нервничал, бывал раздражителен и, вероятно, обидел Скрябина какой-нибудь резкой выходкой, после чего Скрябин не захотел больше продолжать с ним занятий и остался при одной специальности фортепиано, отказавшись от класса композиции», — это говорит Кашкин.

«Аренский был язвителен и очень резок с теми, кто имел несчастье ему нс нравиться. Это несчастье выпало на долю Скрябина (как несколькими годами ранее и на долю Гречанинова)», — это уже свидетельство Энгеля.