Скряга Скрудж

   Призрак промчал его по знакомым улицам, и они вошли в дом бедного Боба Крэтчита. Горе стукнуло ему в двери: умер его милый, больной, хроменький сын, которого всегда носил он на плече, умер его милый — милый Тини-Тим. Мать и остальные дети сидели у камелька… Они были спокойны, очень спокойны. Маленькие, шумливые Крэтчиты окаменели в уголке и не спускали глаз со своего старшего брата Петра и с развернутой перед ним книги. Мать и девочки шили что-то такое.

   Вся семья была совершенно спокойна.

   «И поставил он среди них отрока».

   Где слышал Скрудж эти слова?.. но слышал он их не во сне. Вероятно, прочел их вслух Петр, когда Скрудж и дух переступали порог… Но отчего же Петр перестал читать?

   Его мать положила работу на столик и закрыла лицо руками.

   — Кажется, отец? — сказала она немного погодя, и побежала навстречу своему бедному Бобу.

Боб вошел в своем неразлучном «носопряте», — и хорошо, что на этот раз с ним не разлучался. Подогретый в камельке чай поднесла ему чуть не вся семья, наперерыв. Оба маленькие Крэтчита вскарабкались ему на колени, и каждый прижался щечкой к его щеке, словно выговаривая: «Не думай об этом, папенька!… Не огорчайся».

   Боб был очень весел, похвалил работу жены и сказал, что вероятно она поспеет раньше воскресенья?

— Воскресенья! Стало быть, ты наведывался сегодня туда, Роберт? — спросила жена.

   — Да. Мне очень жаль, что тебя не было… место отличное — всё зелень кругом… Впрочем, ты еще увидишь… я ему обещал, что буду ходить к нему гулять по воскресеньям… Бедный мой, милый мой ребенок! — крикнул Боб.

   И без удержу залился слезами…

Торопливо вышел он из комнаты и поднялся в верхнее жилье, освещенное и убранное цветами по-праздничному. Против кровати мертвого ребенка стояло кресло и — казалось, только что только встал с него кто-то. Боб присел, в свою очередь, посидел и встал, встал, поцеловал холодное, милое личико и спустился вниз…

   Быстро-быстро умчал Скруджа из этой комнаты призрак и нигде не останавливался, пока сам Скрудж не сказал:

   — Постойте!… вот двор и дом, давно мне знакомые… позвольте мне посмотреть — чем я должен быть?

   Призрак остановился; но рука его была вытянута по другому направлению.

   — Да ведь вот где дом, — заметил Скрудж, — зачем же вы меня маните дальше?

   Неумолимый палец призрака не изменял своего положения. Скрудж поспешно побежал к окну своей конторы и заглянул внутрь: контора и осталась конторой, — только не его. И меблировка была другая, и в креслах сидел не он. Призрак всё указывал рукою куда-то…

Скрудж совсем потерял голову и перенесся со своим вожатым к какой-то железной решетке. Еще не переступая за нее, он оглянулся кругом… кладбище! Тут-то, вероятно, и лежит, под несколькими футами земли, тот несчастный, чье загадочное имя Скрудж сейчас же узнает. Ей-Богу, хорошенькое было место: кругом стены соседних домов: по земле дерн и сорные травы; могил — могил столько, так утучнили они землю, что тошно становится… Славное местечко!…

   Дух показал на одну могилу — Скрудж подошел к ней и прочел:

«Эвэнезер Скрудж».

   — Так это я себя-то видел на смертной кровати? — крикнул Скрудж, упав на колени.

   Дух указал пальцем на него и на могилу, потом — на могилу и на него.

   — Нет, дух, нет-нет-нет!

   Палец духа будто застыл в одном и том же положении.

— Дух! — вскрикнул Скрудж, вцепившись в платье призрака, — выслушайте меня: я уже не тот человек, не буду тем человеком, каким был до встречи с вами… Зачем же вы мне показываете всё это, если для меня уже нет надежды?

   В первый раз шевельнулась рука призрака.

— Добрый дух! — продолжал Скрудж, лежавший ничком, — походатайствуйте за меня, смилуйтесь надо мною. Удостоверьте меня, что я могу переиначить все эти образы, если переиначу мою жизнь?

   Призрак благосклонно махнул рукой.

   — Ото всего сердца буду чтить я святки, и буду ждать их круглый год. Буду жить в прошлом, в настоящем и в будущем: все вы три духа дали мне незабвенные уроки… О! скажите мне, что я могу стереть эту надпись с могильного камня?

   Скрудж отчаянно ухватился за руку призрака: рука выскользнула было, но Скрудж сдавил ее, как клещами; однако же призрак всё еще был сильнее Скруджа, и оттолкнул его.

   Подняв обе руки в последней мольбе об изменении своей участи, Скрудж заметил, что одежды духа становятся тоньше и тоньше, и сам дух постепенно преображается, и преобразился в занавесный столбик постели.

Пятая строфа

   Действительно — это был занавесный столбик. Да. И столбик над собственной постелью Скруджа, и даже в собственной спальне Скруджа. Перед ним был целый день — оправиться и переменить образ жизни.

   — Буду жить в прошлом и в настоящем… — повторил Скрудж, соскакивая с постели. — Врезались мне в память три духовные урока. О, Джэкоб Мэрлей! Да святится праздник Рождества Христова.

— Не сняты они, не сняты! — продолжал Скрудж, обнимая с рыданием постельные занавески. — И кольца целы… И всё, что я видел, — греза!…

Он мял и переминал платье, сам не понимая — что делает.