Скриба

– Не знаю, почему, но этот разговор пробудил во мне зверский аппетит, – признался он. – На чем мы остановились? Ах да, на твоем отце. Они всегда пытались в чем-нибудь обвинить его. Кстати, Хоос работал не только на Павла, но и на себя в надежде получить выгоду везде, где только возможно. Помнишь заколотых юношей? Мне удалось поговорить с их родственниками, и те сказали, что у покойных были почерневшие руки и ноги. Тебе это ни о чем не напоминает?

– Неужели зараженное зерно? – недоверчиво спросила Тереза.

– Да, зараженное зерно. Лотарий это утаил, но после повторных подсчетов я установил, что немного зерна ему все же удалось где-то припрятать. Хоос ведь исчез из Фульды верхом на лошади, так? – Тереза кивнула. – Мне сказала Хельга Чернушка, – продолжил Алкуин, – однако, по словам Уилфреда, он прибыл в Вюрцбург на телеге. Следовательно, в Фульде ему помогал кто-то еще, кроме вас, – или рыжий Ротхарт, или сам Лотарий.

– Ну и что?

Алкуин сунул руку в карман и вытащил пригоршню зерна.

– А то, что в амбаре, где ампутировали руку твоему отцу, я нашел зараженное зерно.

Он объяснил, что Хоос, несомненно, хотел нажиться на терзавшем жителей Вюрцбурга голоде и нанял для выполнения разных поручений погибших позже юношей. По-видимому, он расплачивался с ними зерном, которое сам, будучи предупрежден Лотарием, в пищу не употреблял. Возможно, он не знал о столь быстром действии яда, и когда юноши неожиданно заболели и возникла угроза того, что о его поступках станет известно, он не задумываясь покончил с ними.

– И опять же обвинил моего отца.

– Конечно, Хоосу ведь нужно было найти его, а после обвинения в нескольких убийствах весь Вюрцбург бросился помогать ему в поисках. Не знаю, удалось ли Хоосу установить, что твой отец скрывается на шахте. Возможно, он это подозревал, возможно, ему помог случай. Как бы то ни было, Горгиас уже никому не был нужен. Павел и Хоос боялись, что в случае выздоровления он сможет написать еще один пергамент; Уилфред хотел свалить на него смерть Генсерика, а останься твой отец в живых, он смог бы доказать свою невиновность.

– Вы тоже желали его смерти, чтобы никто не узнал о его открытии.

– Каком открытии? – удивленно спросил Алкуин.

– Он ведь обнаружил, что документ поддельный.

Алкуин нахмурился. В этот момент явился слуга с кушаньями, однако монах с видом капризного ребенка отослал его назад.

– Повторяю, я очень высоко ценил твоего отца, и давай оставим эту тему. Что бы я для него ни сделал, он все равно умер бы.

– Но не как собака.

Алкуин, будто не слыша ее, взял Библию, открыл Книгу Иова и прочитал вслух несколько отрывков, видимо, надеясь тем самым оправдать свое поведение.

– Господь требует от нас жертв, – добавил он, – и насылает несчастья, хотя мы зачастую даже не понимаем, за что. Твой отец отдал свою жизнь, и ты должна быть ему за это благодарна.

Тереза взглянула ему прямо в глаза.

– Он успел научить меня, что нельзя быть похожим на таких, как вы, и за это я ему действительно благодарна, – решительно заявила она и вышла, оставив Алкуина в гордом одиночестве.

По пути на судно Исам объяснил девушке, почему Алкуин обвинил ее в краже пергамента.

– Он хотел защитить тебя, – заявил молодой человек. – Если бы он этого не сделал, Павел расправился бы с тобой.

Именно Павла ты видела тогда в туннеле, а юного стражника убил Хоос, но искал-то он тебя. Он нашел Библию в изумрудном переплете и стащил ее в надежде отыскать внутри пергамент, а когда его там не оказалось, бросил ее во внутреннем дворе собора, чтобы никто не заподозрил его в краже.

– И поэтому он заключил меня в подземную темницу? Позволил сечь меня? Хотел сжечь заживо?

– Пожалуйста, успокойся, – попросил Исам. – Он думал, в темнице, в ожидании казни, ты какое-то время будешь в безопасности. Высечь тебя приказал Уилфред, не знакомый с планом Алкуина.

– С планом? С каким планом? – в недоумении спросила Тереза.

– Он хотел, чтобы ему бросили вызов.

Девушка ничего не понимала, и Исам продолжил:

– Алкуин не знал, как защитить тебя и одновременно изобличить убийц, и потому предложил мне вызвать его на поединок. Когда я это сделал и Алкуин попросил выставить вместо себя другого, Павел выдал себя, предложив Хооса Ларссона.

– И ты ему поверил? Ради Бога, Исам, подумай хорошенько! Если бы Хоос победил, меня казнили бы.

– Нет, Дрого был в курсе происходящего, и даже если бы я погиб, тебя все равно освободили бы.

– Но тогда… за что ты сражался?

– За тебя, Тереза. Хоос убил твоего отца и должен был понести наказание.

– Тебя тоже могли убить! – И она заплакала.

– Это был Божий суд, а Господь такого не допустил бы.

*****

На заседании капитула, созванном через три дня после похорон, Уилфреда простили за совершенные им преступления. Дрого как верховный судья постановил, что Корне и Генсерик за свои злодеяния заслужили смерть, и все собравшиеся с радостью приветствовали такое решение. Тем не менее Алкуин обвинил Уилфреда в чрезмерном тщеславии: граф действовал из христианских побуждений, но побуждения эти оказались смертоносными, сказал он.