Скрип снега (СИ)

Передохнув, я начала подниматься. Надо идти, лежать батоном, значит, замёрзнуть. Шатаясь, я кое-как встала на четвереньки, отползла от края трещины. Руки тряслись, готовые подломиться в любую минуту. Голую ладонь жгло нестерпимо. Стоная от боли, я зубами натянула на ладонь рукав, ухватила пальцами обледенелый край пуховика и сжала пальцы в кулак. Так стало гораздо легче.

Ещё проползла пару метров. Поняла, что надо вставать. Поставив на лёд сначала одну ступню, я передохнула и, упираясь руками, стала подниматься. Наконец, мне удалось выпрямиться. От усилий я даже согрелась. В снежной круговерти ничего не было видно. В какую сторону идти? Если я выберу неправильное направление — очень быстро окочурюсь от холода.

Зная свою способность ночью сбиваться с направления от кровати до окна, я пошла вперёд. Будь, что будет. Стоять нельзя. Нельзя сдаваться, надо найти выход.

Вспомнились коровы, что шли, опустив голову, друг за другом по тропе к своему стойбищу. Их вёл животный инстинкт. Просто инстинкт.

Закрыв глаза, я вспомнила гипнотический транс, в который меня ввели бурёнки. Да. Транс. Надо идти к коровнику, за едой и водой. Своим ходом, самопасом, не сбиваясь ни на шаг с направления. Идти медленно, спокойно, слушая скрип снега под копытами. Мне не нужно смотреть вперёд, я знаю, куда надо идти.

Наведённый транс. В голове пустота, ни одной мысли. Я — бурёнка, не замечаю мглу из снега и ветра. Я иду вперёд к тёплому стойлу, я всегда иду домой, ничто не собьёт меня с пути. Далеко ли — близко, не имеет значение. Двигаюсь по внутреннему компасу, бреду как заведённая, потому что знаю, что скоро…совсем скоро я буду дома.

Очнулась я, стоя на четвереньках над полыньёй, в которой плавала кусочки льда. Я тупо смотрела на неё, не понимая, где я, и что случилось. Зрение восстановилось. Я поняла, что вижу круглую полынью, затянутую тонким льдом по краям. Это поилка. Сюда коровы приходят на водопой. Она совсем рядом с берегом, мы как-то проходили мимо, и Павел спросил, что это такое.

Подняв голову, я разглядела в ночной дымке строения. Значит, гостевой дом совсем близко.

Сил не осталось. Словно мешок я завалилась на бок. Здесь меня непременно найдут утром. Конечно, найдут, но доживу ли я до утра? Где-то забрехали собаки, на сердце потеплело. Лай собак вывел меня из ступора.

Помогая руками, я поднялась на ноги. Не первый раз. Шатаясь, двинулась вперёд, мелкими шажками. Дорога поднималась в гору, идти было трудно. Делая частые передышки, черепашьим ходом я продолжала идти. Просто вперёд.

Кажется, минула бесконечность, когда я дошла до калитки «Эдельвейса» и обессиленно привалилась к железным прутьям. Путь до своей двери я одолела на чистом упрямстве, почти не чувствуя окоченевшее тело. Провернув ключ в замке, открыла комнату и ввалилась внутрь. Только теперь я разрешила себе думать о том, что промёрзла до мозга костей.

Скинув верхнюю одежду прямо на пол, я пошла в санузел, включила воду в кране. Протяжно вздохнула от разочарования, вода чуть тёплая. Сунув окоченевшие руки под тонкую струйку, я ждала, когда вода согреется. Наверное, хозяева ночью отключают котёл в целях экономии.

Трясясь всем телом, я пустила воду в душе и, дождавшись, когда она потеплеет, сбросила одежду и залезла в душевой поддон. Стоять я не могла, присела так, чтобы струя била по спине. Сколько сидела — не помнила, просто ждала, когда отпустит сковавший внутренности холод. Вода понемногу нагревалась, меня трясло как в лихорадке, раскалывалась голова, слабость валила с ног.

Меня по-прежнему шатало, когда я выбралась из душа, вытерлась широким полотенцем. Удивительно, что я вообще дошла, что жива, что натягиваю дрожащими руками одежду. Холод не отпускал, видимо, слишком долго я брела к дому.

Ничего, согреюсь. Я вытащила таблетки, которые привезла с собой, выбрала несколько штук, закинула в рот и запила водой. Всё, что могла — сделала. Осталось залезть под одеяло, скрючиться в позе эмбриона и попробовать уснуть. Сознание уплывало, под закрытыми веками мела серая позёмка. Мне надо отключиться, отключить воспоминания, расплести нервные узлы, покончить с этой историей.

Вспомнив ещё об одном важном деле, я потянулась к тумбочке, на которой лежал телефон. Включив его, я удалила чат с названием «Множители», внесла номер Марьяны в черный список. Моя жизнь — мои правила.

Наигралась в спасительницу, больше не хочу. Хватит.

*

Целительный крепкий сон не наступал, я плавала на поверхности смутных образов, строчек, идей, мыслей. Просыпалась, засыпала, погружалась в кошмар, выныривала из него, жаждала освобождения, но не могла сбросить путы. Я продолжала двигаться в сером киселе, в уши билось: «Самопасом, самопасом». Находилась даже рифма к нему. Я всё запишу, когда проснусь. Всё вспомню. Это — гениально.

Стук в дверь заставил вынырнуть из тумана. За окном светало. Закашлявшись, я сползла с кровати, подошла к двери, открыла её. Там стояла Лиля в накинутом на плечи белом пальтишке. Холодный воздух проник в легкие, я сжалась как от удара, обхватила себя руками.

— Заходи. Не морозь.