Я закатила глаза. Он ей говорил. Слова ничего не стоят. Просто форма, чтобы загнать человека под половичок, замылить мозг. Слова о любви — это вообще отдельная песня. Их безопаснее в плейлисте слушать.
— Тебе тридцать три, когда ты думаешь родить?
Ну, понеслось. Любимая тема родительницы.
— У твоих одноклассниц уже по двое детей. Игорёк говорил, что как только поднимется в должности, будет свадьба. Он переживает, что не сможет достойно содержать семью.
— Мы семь лет вместе, а он всё переживает. Испереживался, что лишился жилья и обслуги, которая и кушать подаст и на спину упадёт. Разве не так? Ты первая должна была сказать, что он меня использует. Я вам вообще родная дочь или как?
— Катя, что ты говоришь-то? Мы ж с отцом всё для тебя. И образование, и с квартирой помогли.
— Сдав экзамен, получив четыре, я всегда слышала — почему не пять? И это касалось всего, мам. Что вас вечно во мне не устраивает? За кого ты переживаешь? За чужого человека или за родную дочь?
Мне вдруг в голову закралась крамольная мысль.
— Он что был здесь? Игорь приезжал к вам?
По её бегающим глазкам я всё поняла. Прискакал жаловаться сиротинка. С отцом, наверное, бутылочку раздавили. Стало понятно настойчивое желание матери оправдать Игорька, помирить нас и вернуть всё на круги своя.
— Так я ему изменила, мам. Правда, после расставания. Но, думаю, надо было раньше. Он же отцу на дне рождения открыто шлюхой меня назвал. А вы что? Быстрей замяли эту тему, увели пьяного Игорёшу спать.
— Катя!
— Да, общайтесь. Я ж не запрещаю. Можешь рассказать, что я изменила. И впредь собираюсь. Э-ха! Свобода.
— Что ты говоришь!
— Правду, мама. И вы перестаньте себе врать.
Накатило желание уехать отсюда немедленно. Своей интуиции я доверяла.
— Знаешь, мне пора.
— Да, куда же ты? Чего удумала? Ты же обещала с ночёвкой. Отец скоро вернётся, что я ему скажу?
Я внимательно посмотрела на раскрасневшееся лицо матери, на её суетливые движения, на кастрюлю на плите, в которой, судя по запахам, варился любимый борщ «зятька».
— С кем отец на рыбалку уехал? С Игорем?
Покивала головой на её смущённый взгляд. Всё так, как я и предположила. Ах, родители — миротворцы. Всё предусмотрели. И комнату, наверное, мама приготовила, постельку застелила. Чтобы примирение вышло горячим. Попали под обаяние этого товарища. Я тоже под гипнозом столько лет была. Хорошо, что вырвалась.
— Катя, ну чего ты. Обиделась?
— Поеду, мам. Ты ведь понимаешь. Увижу Игоря, могу и скандал устроить. А вам это надо? У тебя давление, у папы — суставы. Не стоит портить вечер. Папе скажи, что меня срочно вызвали по работе.
Я обняла маму, чмокнула её где-то над ухом.
— Люблю тебя.
— Доча, ну как же так?
— Как-то так, мама. Я другого люблю.
И ведь почти не соврала.
**
Зима пролетела незаметно. В душе
постоянно моросил мелкий нудный дождь. Состояние вселенской грусти — не иначе. Погружаясь в себя, я отгораживалась от всех, временами раздражалась, злилась, горевала. Конечно, всё было не так плохо, я была благодарна и Марьяне, и нашему чату, с ними я разобралась со многими проблемами. Разобралась, кинулась вперёд и уткнулась в тупик.Промозглая весна грустно смотрела мне вслед, пачкая ботинки стылой грязью. Навевали тоску серые тучи и пронизывающий ветер, шепчущий что-то неразборчивое в уши. Заунывная песня ветра падала на дно души и застывала кучей ненужного хлама. Что со мной происходит?
Внутри вроде были ответы, но я бродила в темноте. Стратегия поиска никак не вырисовывалась в моей голове. С прежней орбиты меня столкнуло и выкинуло в чёрную дыру подпространства. На незнакомой орбите я погрузилась в хаос. Жить в динамике и хаосе — нормально, так живет всё живое — это не пугало, но что-то мешало росту.
Моя новая реальность рождалась в муках. Чувство вины, тревоги перешли в апатию. От привычного радиуса я перешла на новый виток в поисках новой себя. Застойные старые знания перестали сковывать, с новыми путями я не определилась.
Жизнь продолжалась. Я ходила по собеседованиям в поисках работы, дав себе установку, что соглашусь на ту, которая будет выбрана не из-за недостатка средств, а понравится и будет меня радовать.
Недостаток дофамина явно присутствовал. Одним днём после очередного собеседования, эйфория от которого схлынула, лишь только я покинула офисное здание, я направилась на детскую площадку. Среди детских криков, мельтешения мелких тел я обычно отдыхала душой и телом.
Не сразу, но я нашла небольшую детскую площадку и уселась на скамейку около двух молодых мам. Огляделась. Если бы я захотела, сейчас бы уже ворковала с мамочками и их чадами, поддерживая ни к чему не обязывающий разговор о воспитании детишек. Но я ощущала внутри пустоту, не чувствуя и крохи желания быть вовлечённее.
Девочка, побежав по дорожке, споткнулась, упала, разбила коленку и громко закричала от боли. Мама принялась её успокаивать и корить за неосторожность. Дитя заплакала от обиды ещё сильней, а в моей душе царило странное безразличие. Подумала — ребёнок лишь получает свой опыт и отвернулась.