Я с шумом выдохнула воздух. Кажется, у меня все получилось! В это невозможно было поверить, но я все-таки смогла переиграть дьявола!
— Что ж, я вынужден оставить это тело. Жаль, конечно. Мне оно нравилось, но ничего не поделаешь. Мария, а ты уверена, что тебе нужен именно он, а не я?
— Не знаю, что ты там о себе возомнил, — вспылила я, — но мне нужен Ник, а ты, пожалуйста, освободи нас от своего присутствия, как обещал.
На первый взгляд ничего не изменилось. Скрипач закрыл глаза и замер. Так он сидел еще минут пять, а когда вновь посмотрел мне прямо в лицо, то от золотых дьявольских вспышек не осталось и следа, теперь уже навсегда.
— Неужели я теперь свободен, — все еще никак не мог поверить в такое неожиданное счастье Ник, — и он больше не вернется?
— Да, — ответила я ему с улыбкой, — ведь он никогда не врет, верно? Он просто вынужден выполнить условия сделки.
Вдруг боковым зрением я уловила слева какую-то вспышку. Мы с Ником одновременно посмотрели в том направлении, откуда она шла. Как будто ничего особенного не произошло, вот только из закрытого скрипичного футляра прорывалась тонкая, но яркая полоса света. Мы переглянулись.
Ничего не говоря, Ник бросился к скрипке, торопливо открыл футляр и вскрикнул, не в силах удержаться от разочарованного возгласа.
— Ее нет! Ее больше нет!
— Конечно, — ответила я спокойно, — эта вещь принадлежала дьяволу, и он, уходя, забрал ее с собой. Тебя это так сильно огорчает? У тебя ведь есть я.
— Что ж, — согласился он, — так будет даже лучше.
Эпилог
Все у нас было настолько хорошо, что иногда мне становилось даже страшно. Я постоянно ждала какой-то беды. Ведь не может быть, чтобы все всегда было хорошо, когда-нибудь это должно закончиться. Каждую ночь я засыпала на груди любимого и просыпалась от его нежных, осторожных поцелуев.
Ник по-прежнему играл в «Империи», и его музыка не стала хуже, люди, как и раньше, безропотно подчинялись его игре. Но что-то навсегда покинуло самого Ника, в его взгляде больше не мелькали удивительная отрешенность и презрение ко всем людям — он стал человеком, что нисколько не умаляло его таланта. Таким он мне нравился гораздо больше. Я уже не боялась того, что в самый неподходящий момент в его темных глазах вспыхнет дьявольский огонь, который может не просто опалить, но и сжечь душу. Мне было тепло и уютно с этим новым Ником.
И лишь иногда отчего-то накатывала необъяснимая тоска по маетному и тяжелому состоянию, которое вызывало у меня то страшное, но безумно притягательное существо, которое навсегда нас покинуло. Я надеялась, что все-таки навсегда, но мне трудно было поверить в то, что дьявол так легко откажется от своей добычи. Думаю, что все, кто однажды с ним сталкивался в жизни, потом долго не могли его забыть. Дьявол не из тех, кого забывают. Не зря же он великий искуситель — он умеет затронуть самые сокровенные струны души, этот мистический скрипач.
Но мой блаженный покой был неожиданно нарушен. Нет, дьявол здесь был совершенно ни при чем. Произошло то, чего я никак не ожидала. Наверное, в моем возрасте мало кто из девушек задумывается об этом. Знают все, но думать начинают только тогда, когда становится уже поздно.
Однажды утром, когда я заявилась в гости к Галине, чтобы немного потрепаться, мне вдруг ни с того ни с сего стало плохо.
Меня затошнило, и я едва успела добежать до туалета. Минут десять я выворачивалась наизнанку и стонала. Желудок старательно освобождался от всей пищи, которая в нем находилась.
Когда я вернулась в кухню и запах жареного мяса — Галка готовила котлеты — вновь ударил мне в нос, я как ужаленная опять метнулась к унитазу, но на этот раз добежать не успела. Меня вырвало прямо в коридоре.
— Извини, Галь, я не хотела, — растерянно оправдывалась я. — Я уберу. Наверное, я отравилась йогуртом…
— Ага, — хмыкнула моя всезнающая подруга, — йогурт это напоминает очень отдаленно.
— Ты о чем? — удивилась я.
— Мать, — Галка никак не могла поверить в мою неосведомленность, — ты что, до сих пор так ничего и не поняла?
Я испугалась. В голову полезли страшные мысли о разных неизлечимых болезнях. Может, я умираю? Увидев мое бледное испуганное лицо, Галюня разразилась истерическим смехом, остановить который она не скоро смогла. Потом, вытирая выступившие на глазах слезы, она объяснила мне причину неожиданного приступа веселья:
— Маня, ты беременная. Задержки у тебя уже были?
— Что? — оглушенная этой новостью, я никак не могла понять, о чем она меня спрашивает. — О чем ты?
— Ох, Маня, ты совсем еще ребенок, — вздохнула моя подруга, — я тебя спрашиваю про месячные. Что тебе еще не ясно?
Если бы она мне этого не сказала, сама бы я ни за что не вспомнила о том, что в прошлом месяце у меня была задержка, но я не обратила на это никакого внимания.
— Что?! — воскликнула я испуганно. — Как беременная? Так быстро?
— Ну ты, мать, даешь! — восхитилась моей дремучестью Галка. — А сколько времени, по-твоему, требуется на то, чтобы заделать ребенка? Это же не ремонт, который может тянуться годами. Тут дело нескольких минут. Раз — получите и распишитесь.