Скрипач

Я сама себя не узнавала. Раньше я никогда бы не позволила себе так разговаривать с людьми. Я бы стеснялась, придумывала какие-нибудь глупые отговорки, но уж точно не рубила бы сплеча. Он ведь ничего плохого мне не сделал, даже хотел помочь, а я вызверилась, как цепная псина.

— Вы этого не сделаете, — улыбнулся он, — у вас лицо не такое. Не думаю, что вы способны на подлость.

— Но когда-нибудь надо же этому учиться, если иначе в жизни никак не получается, — ответила я зло.

— Не думаю, что по-иному нельзя. Жить по совести гораздо приятнее, хотя и труднее. Так же, как беда не приходит одна, так и один грех обязательно потянет за собой другой.

«Черт, — разнервничалась я, — очередной сектант-проповедник! Какие же они навязчивые! Ходят тут, в двери ломятся, книжки свои суют под нос и учат жизни, учат. Можно подумать, что их кто-то об этом просил». Странно, но нахлынувшее раздражение притупило чувства вины и потери, слезы сразу же высохли, и мне удалось даже выдавить из себя некое подобие улыбки.

— Оставьте, пожалуйста, меня наедине с моими грехами, — произнесла я с сарказмом. — Лучше о своих побеспокойтесь.

— Понимаю, что кажусь вам слишком навязчивым, — не унимался Михаил, — но в вашем возрасте девушки часто влюбляются, и часто бывает так, что им не отвечают взаимностью. И им кажется, что жить не стоит. Тогда они совершают страшные поступки, исправить которые невозможно. В моей жизни был один такой случай. Девушка выбросилась из окна из-за несчастной любви. Нет, не ко мне, что вы! — поспешил он меня успокоить, неправильно истолковав мой взгляд. — Это была моя сестра.

Куда делось мое раздражение и злость? Теперь все стало понятно. Видимо, вид у меня и в самом деле был не фонтан, допускаю, что именно с такой погасшей рожей и бросаются из окна или с моста, но это не мой случай.

— Извините, если обидела вас, — мягко сказала я, — но не стоит так переживать по моему поводу. Никогда, слышите, никогда я не сделаю ничего подобного, что бы ни случилось в моей жизни! Не сделаю, потому что у меня есть родители, которые очень меня любят и не переживут, если со мной что-то случится. Так что, Михаил, на этот счет вы можете не беспокоиться.

В его взгляде появилось что-то новое. Мне показалось, что он посмотрел на меня с уважением или одобрением. Резко затормозив, он взял мою руку и слегка пожал ее.

— Спасибо вам, милая незнакомка. Если бы все молодые девушки думали так же, как вы!

После этих слов «рыжий клоун» развернулся и пошел прочь со двора, а я пошла дальше уже одна. Возле своего подъезда я обернулась, но его уже не было. Не знаю, кого он ждал у нас во дворе, но, видимо, так и не дождался.

Я шла и считала ступеньки, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Как же несправедливо и неправильно устроен этот мир, если в нем так часто гибнут молодые, те, кто только начинает жить! Настроение вновь испортилось, и слезы уже привычно подкатили к глазам. Совсем я раскисла.

Между третьим и четвертым этажами я с кем-то столкнулась и резко остановилась. Прервав свои арифметические действия, я посмотрела на стоявшего передо мной мужчину и остолбенела. В нашем обшарпанном подъезде он казался еще более нереальным существом, чем тогда, в «Империи». Эти черные горящие глаза на бледном лице прожигали меня насквозь, словно кислотой. Голова закружилась, и мне пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть.

— Маша, — голос у него был такой тихий, мягкий, что я не смогла удержаться и заревела в голос, — что с вами… с тобой?

— У меня друг умер, — тихонечко завыла я, стараясь не привлекать внимания моей бдительной соседки, которая наверняка в этот момент от нечего делать караулила у дверного глазка очередную жертву.

Мне было стыдно, что он увидел меня такой — зареванной, с узкими, припухшими от слез глазами, красным блестящим носом, и к тому же воющей белугой.

— Близкий друг? — участливо спросил он.

— Теперь я думаю, что да, но до вчерашнего дня он казался мне одним из многих. А сегодня…

— Успокойся, Маша, это жизнь. Люди рождаются и умирают, никуда от этого не денешься, — он говорил это, а сам гладил по волосам. От его прикосновений у меня в ушах загудело, а сердце уже не помещалось в грудной клетке — так оно бешено колотилось.

— Я знаю, но мне все равно плохо. Понимаешь, я чувствую себя почему-то виноватой и ничего не могу с этим поделать.

Он взял меня за руку и повел наверх. Я и не думала сопротивляться. Пожалуй, в этот момент он был единственным, кого я хотела бы видеть рядом с собой.

— Маша, я не хотел бы оставлять тебя сейчас одну в таком состоянии, — объяснил он, подводя меня к своей двери. — Ты только не подумай ничего плохого.

— Вот и не оставляй, — попросила я жалобно, — иначе я точно свихнусь. Все так ужасно! Не могу больше всего этого терпеть.

Я услышала, как за дверью у Раисы кто-то кашлянул. Не кто-то, а она сама собственной персоной. «Теперь будет распускать по двору сплетни обо мне и скрипаче»: — решила я, но это меня почему-то совершенно не расстроило.