Скрипач

— Можно и нужно, — спокойно возразила Галина. — А кто знает, может, это ты ее довела до сердечного приступа, а?

Увидев мое возмущенное лицо, она рассмеялась, и смех этот над телом только что умершей женщины показался бы мне воистину сатанинским, если бы я не знала свою подругу с детства. Галкин прагматизм порой граничил с откровенным цинизмом. Она всегда точно знала, как правильно поступить, чтобы потом не пришлось платить по счетам слишком дорогую цену. Инстинкт самосохранения у Галюни был развит сверх всякой меры, как у диких животных.

— Успокойся, я так не думаю, но милиция может подумать. Мы ведь с тобой последние, кто видел ее живой. Маня, да шевели же ты хоть иногда мозгами! Нам надо сваливать и никогда никому не говорить, что мы здесь когда-то были. И учти, что если ты жаждешь встречи с ментами, то ты должна быть готова к тому, что тебе придется рассказать все. И то, зачем ты сюда пришла, и то, о чем вы говорили, и про свои приступы лунатизма тоже. Вот и подумай сама, нужно тебе это или нет.

Мне это было совершенно ни к чему, и с тяжелым сердцем, как будто я совершаю какое-то страшное преступление, я согласилась с подругой. По дороге я успокаивала себя тем, что Нине Ивановне действительно никто бы уже не смог помочь, но на душе было так гадко, что хоть волком вой. Впервые поддалась на Галкины уговоры, и вот чем все это закончилось.

— Да ты не дрейфь, подруга, все будет нормально, — успокаивала меня Галюня. — Проведут экспертизу, узнают, что бабка ласты склеила сама, без посторонней помощи, и даже не подумают кого-то искать. Оно им надо? Менты тоже люди, им лишняя работа не в радость. Так что ты, мать, дыши свободно и забудь про все, что видела.

Глава 9

Неделя прошла на удивление тихо и мирно. Скрипач куда-то пропал. Прекратились его ночные концерты, да и сам он нигде не мелькал. Тишина за стенкой меня огорчала. Жизнь быстро вошла в свой привычный ритм, и это меня почему-то совершенно не радовало. Без Ника все стало пресным, плоским и бесцветным. Мне оставалось только удивляться тому, как я могла раньше так жить, до того, как в «Империи» увидела его. Порой мне казалось, что он переехал на другую квартиру, и сердце начинало ныть, как больной зуб. Слова умершей ведьмы уже на следующий день стали казаться мне полным бредом или талантливой инсценировкой. Нина Ивановна, видимо, так старалась убедить меня в своем магическом даре, что сама поверила в этот вымысел, за что и поплатилась.

Интересно, как она, такая ясновидящая, не смогла предугадать, что через несколько минут умрет от сердечного приступа, и даже не позаботилась о таблетках? Ладно, с ней все ясно — это ее бизнес или увлечение, не важно, но как я могла купиться на эту сказку о дьяволе в человеческом обличии? Впрочем, здесь-то как раз ничего удивительного не было. Мерзкая погода, паршивое настроение, район новостроек с темными остовами недостроенных домов и подъемными кранами, похожими на огромные виселицы — что еще надо, чтобы поверить в любую мистическую чушь?

Единственным источником раздражения для меня стал Басмач. Зловредное животное обладало таким скверным характером, что мне в первый же день его проживания в моей квартире захотелось вышвырнуть эту тварь на улицу. Но рука не поднялась. Купание котяры обернулось для меня грандиозным кровопусканием Эта сволочь так выдиралась, что следы от его когтей долго еще потом «украшали» мои руки от плеч до запястий. Но на этом его бесчинства не закончились.

У кота почти сразу появилась скверная привычка нападать на мои ноги из-под дивана, как только я ложилась в кровать.

Мне казалось, что эта импровизированная охота доставляет ему особое удовольствие, потому что я всегда громко вскрикивала от неожиданности.

Ходить в туалет котяра наотрез отказывался и в любое время дня и ночи мог потребовать, чтобы я его выпустила на улицу. При этом он орал так, что кровь стыла в жилах, казалось, что адские духи вырвались на свободу и поселились в моей квартире. А еще Басмач демонстративно кромсал мягкую мебель и с упорством, достойным лучшего применения, обрывал шторы на окнах. Я терпела и надеялась лишь на то, что когда эта ободранная зверюга обживется немного, то успокоится и будет вести себя как приличный домашний кот. Но Галку я не раз поминала самыми плохими словами, какие только могла вспомнить.

Не выдержав этих бесконечных издевательств, я однажды схватила Басмача в охапку, посадила напротив себя и, крепко держа его за передние лапы, строго сказала, глядя в его наглые желтые глазищи:

— Послушай, неблагодарная ты тварь, если хочешь жить на улице, я не против. Только тогда не возвращайся обратно после своих гулянок. И не корчь из себя гордого и независимого царя зверей, ясно? Одним словом, Басмач, если тебе что-то у меня не нравится, можешь идти на вольные хлеба, питаться на помойке и спать где придется. Но учти, этого гадства я больше терпеть не намерена.