— А теперь попрошу вас о последнем одолжении,
Виолончелист приблизил трубку к уху мальчика и дал знак говорить:
— Папа!
— Да, Грегорио. Если ты будешь делать то, что он скажет, с тобой ничего не случится, поверь мне.
— Договорились, папа.
— Ничего не предпринимай, не провоцируй его, пусть он чувствует полный контроль над ситуацией.
— Да, папа.
— Я позабочусь о том, чтобы завтра днем кто-нибудь забрал тебя с места встречи в Нарите. И последнее, ответь мне просто да или нет. У Рескальо скрипка с собой?
— Да, папа.
Решив, что беседа затянулась, итальянец взял трубку у Грегорио.
Пердомо хотел ответить на садистский выпад итальянца, но не успел: тот уже повесил трубку.
— Очень хорошо, Грегорио, — объявил Рескальо, придя в хорошее расположение духа. — Мы отправляемся в путь. — Жесткое и холодное выражение его лица совершенно исчезло, и перед Грегорио стоял прежний виолончелист, очаровавший его во время исполнения дуэта Боккерини. — Твой отец обещал, что ты будешь хорошим мальчиком, так что насладимся чудесным путешествием. С этой секунды твоя жизнь в твоих собственных руках. Будешь хорошо себя вести? Через двадцать четыре часа все это станет для тебя всего лишь дурным сном. Зато ты сможешь увидеть Токио, рай электронных гаджетов! Но если ты решишь все испортить и попытаешься бежать, тогда… поверь, ты доставишь своему отцу самое большое огорчение в его жизни.
— Я выполню все, что обещал отцу, — мрачно ответил мальчик.
— Это я и хотел от тебя услышать. А теперь — внимание. В аэропорту мы столкнемся с довольно-таки затруднительной ситуацией: во время проверки багажа я не смогу пустить в ход свои ножницы. Возможно, именно в этот момент, когда ты увидишь вокруг полицейских и будешь знать, что я ничего не могу тебе сделать, у тебя возникнет искушение пуститься наутек.
В глубине души Грегорио согласился, что подобной возможностью глупо было бы не воспользоваться.
— Я хочу, чтобы ты знал, что произойдет, если ты решишь бежать, и потом не упрекал меня в том, что я тебя не предупредил.
Итальянец открыл мобильный и нашел в списке чей-то номер. Прежде чем его набрать, он сказал:
— Ты уже слышал, что, если твой отец попытается меня задержать, он поставит тебя в очень сложное положение. Таким же образом, если ты во время проверки багажа попытаешься бежать или выдать меня полиции, некий человек, который пользуется моим полным доверием, через пять минут убьет твоего отца.
Рескальо набрал номер и, услышав, что на том конце телефонной линии сняли трубку, сказал:
— Ренцо? Даю трубку мальчишке.
Рескальо передал телефон Грегорио, и тот поднес его к уху. Послышалось тяжелое дыхание, как будто трубку взял астматик или сексуальный маньяк, потом кто-то произнес:
— Если сделаешь хоть малейшую глупость, я займусь твоим отцом и всей твоей семьей.
Грегорио от страха зажмурился и заплакал, громко и безутешно, и в этом плаче не осталось ничего от прежней сдерживаемой ярости, в нем звучало полное отчаяние.
Мальчик не знал, что этот самый Ренцо — действительно, ближайший друг итальянца — никак не мог отомстить его отцу по той причине, что говорил он из Токио, где должен был позаботиться о том, чтобы Рескальо бесследно исчез.
Похититель не проявил ни капли сострадания к мальчику, которого еще совсем недавно расхваливал за музыкальность и блестящую технику, и, несмотря на то что у него в кармане лежал чистый носовой платок, даже не подумал дать его Грегорио, чтобы тот вытер слезы. Он решил осуществить свои угрозы до конца, если инспектор Пердомо нарушит слово, и для этого ему необходимо было эмоционально дистанцироваться от подростка, которого ему — возможно, очень скоро — придется убить. Оставив Грегорио всхлипывать в углу, он снова взял телефон и, сделав пару звонков, заказал такси до аэропорта.
52