Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

Это была последняя запись в твеленевской тетради.

… Самолет, выполнявший рейс 143-17 Магадан – Москва лизнул колесами взлетную полосу, попрыгал по ней какое-то время, сбавляя скорость, в последний раз грозно заурчал двигателями и только после этого, усталый и величественный, свернул к зданию аэропорта. «А ну расступитесь, – казалось, всем своим видом говорил он встречным собратьям, – вы тут прохлаждались, а я восемь тысяч верст пролетел без посадки. Понимать надо».

… Бабушка Людмила Васильевна встретила внука горячим рассольником с почками, куском поджаренной в электрогриле говяжьей вырезки и еще чем-то никогда им не виданным и не пробованным.

– А это что за каша-малаша?

– Это потрясающее восточное блюдо: аджепсандалш, – загадочно улыбнулась Людмила Васильевна.

– Я совсем недавно его для себя открыла. Попробуй – не оторвешься.

И когда с едой, любовно приготовленной не иначе как часов за десять, было начисто покончено минут за пятнадцать, она удобно устроилась в кресле и сказала:

– Ну, Севочка, рассказывай, как прошла командировка?

… Жилище Глафиры Еремеевны Мерин нашел на удивление быстро: оказалось, в этом богом забытом углу земли каждый из двадцати четырех взрослых его обитателей знавал мужа Глафиры, Антона Игоревича Твеленева.

– Да во-о-он их дом-то, Глафиры и Антона, только он умер давно. Его и могилка там. Она его под окнами схоронила. Священник с района приезжал. Разрешил. Освятил могилку. А мы что? Коли не хочет расставаться. Пускай себе.

Глафира Еремеевна долго не могла понять – какой такой следователь, зачем, что «исследовать намерился». Заговорила не скоро, поначалу только «нет», да «не помню», да «зачем тебе», «не тереби рану-то, не заросла».

Мерин уже было совсем отчаялся. Спросил:

– Скажите, а фотографии какой-нибудь Антона Игоревича у вас нет?

– Фото? – поправила его пожилая женщина. – Так какие у нас тут фото. Сами видите, как живем. Похвастать нечем. Нету фоток.

Они долго молчали.

– А вы правда что из Москвы прилетели?

– Правда, конечно, правда.

– И прямо ко мне? Или к кому?

– Прямо к вам.

– Дело у вас тут небось какое?

– «Дело» у меня одно, Глафира Еремеевна, очень важное дело. И вы одна только можете мне помочь.

– Одна я? – К испугу и недоверию в глазах ее постепенно начало прибавляться любопытство. – Ну давай попробую, коли одна. Попробую помочь.

– Глафира Еремеевна! – Мерин запустил в ход свой самый бархатный голосовой тембр. – Глафира Еремеевна. Если помните, в 1992 году вы приезжали в Москву и передали Ксении Никитичне Твеленевой дневник вашего мужа Антона Игоревича, который он вел долгие годы…

– Помню. Передала. Как мне это не помнить?

– Ну вот. Он ведь в архивах – сколько уже лет прошло, а он до сих пор по архивным документам числится «врагом народа». Но это не так, это наговор, советская власть повинна в этой трагедии. Нам бы хотелось снять с него клеймо…

– А ему-то теперь зачем это? – Женщина слегка шевельнула морщинистым лбом, глянула в окно. – Лежит, никому не мешает. Зачем?

– А родственники? А сын? У него ведь сын есть…

– Знаю. В сорок третьем родился. Антоша его не видел никогда. Не застал.

– Ну и что, что не видел? Он же сын – родная кровь. Он память об отце хочет сберечь. Он его очень любит… память о нем любит…

– Правда?

– Правда, я с ним общался…

– Фото нету?

– Нет, к сожалению. Я вам пришлю, если хотите, из Москвы…

– Зовут-то как?

– Сына? Маратом.

– Мара-а-атом, – протянула женщина. – Ишь ты как. Не по-русски. Ну это уж не Антоша мой называл. Нашу-то с Антоном Игоревичем Ксенией назвали. В 53-м родили и назвали. Он так захотел. Во Владивостоке с мужем теперь. Сама уже бабушка – летит время. Чаю хотите?

– Хочу, очень даже, – обрадовался Мерин, – спросить стеснялся.

– Напрасно. Чем богата. Сейчас. – Она поднялась. – Посидите.

– Вот если бы вы вспомнили, как вы познакомились с Антоном Игоревичем, – Мерин, не дав ей уйти, ринулся ковать железо, пока горячо, – вы бы нам очень помогли…

– Посидите, – повторила пожилая женщина. – Вспоминать тут нечего. Никогда не забывала.

Некрасивый фанерный стол начал неспешно готовиться к торжеству: нарядился белой крахмальной скатертью, на которой поочередно возникли вазочка с вареньем, сушки, сухарики, конфеты «Мечта» и «раковая шейка». Довершили праздничное убранство стакан с подстаканником, чайная чашка в крупный красный горошек, такого же раскраса пузатый заварочный чайник и большой алюминиевый – с кипятком.

– Я из Антошиного стакана пью, – придвигая Мерину чашку, сказала женщина. – Кушайте.

Трапеза прошла в безмолвии и много времени не заняла. Глафира Еремеевна размочила в стакане сушку, пожевала, вытерла рот платочком.

– Вы спросили – как познакомились? – Она улыбнулась и сразу стала, как показалось Мерину, на сто лет моложе. – Мне ведь тогда годов девять было или восемь даже, не упомню. Я по метрике вроде с тридцатого года, а Антошу в сорок втором в марте откопала… погоди, значит не восемь мне тогда было, а одиннадцать с гаком уже, во какая кобыла уже была, а говорю – «восемь»…

– Вы сказали «откопала»?? Это… это как?..