Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

– Ты вот что – завязывай со своей фамилией. Прямо кличка какая-то воровская. То ли дело – Трусс. Помню, еще в первом классе учитель физкультуры спросил: «Кто тут из вас Трус»? Я встаю и говорю: «Не Трус, а Трусс, два «эс» на конце». Меня потом долго «дваэснаконце» дразнили. Ну так, все, вечер воспоминаний окончен, прошу тишины, чтобы только шевеление ваших мозгов слышно было.

Анатолий Борисович поставил локти на стол, подпер лоб тремя пальцами, закрыл глаза. Через долгую паузу сказал тихо, как бы самому себе:

– Я не очень понимаю, ребятки, объясните мне, несмышленому, цель нашего сегодняшнего коллоквиума.

Никто не проронил ни слова, напротив, в кабинете стало еще тише, так что неожиданно родившаяся в недрах Ваниного живота долгая, жалобная мелодия прозвучала лязгом проехавшей мимо ржавой телеги. Мерин вздрогнул. Ярослав грозно на него зыркнул. Виновник звука, опасаясь его повторения, согнулся пополам. Трусс предложил:

– Пойди, Ваня, проглоти что-нибудь, на голодный желудок плохо думается. Пойди, пойди, милый, мы подождем.

Иван дернулся было к выходу, но, вовремя глянув на соратников и не обнаружив на их лицах солидарности с труссовским предложением, только глубже вжался в кресло. Анатолий Борисович продолжил:

– Ну так кто все-таки прояснит мне ситуацию – что, собственно, произошло? По ком так мрачно звонит Хемингуэй? И что изменилось со вчерашнего дня? А? Нет, вы не молчите, может, я чего не знаю – поделитесь с товарищем, а то я уж как-то совсем не гением себя ощущаю. Неприятное, доложу я вам, ощущение, непривычное, правда, Ваня?

– Не знаю, – честно признался Каждый.

В коллективе он был новичком и не знал еще, что Труссу во время его монологов на задаваемые вопросы отвечать не обязательно. Более того, лучше всего помалкивать в тряпочку, коли не угодно превращать себя в тренировочную боксерскую грушу. Ваня этого не знал.

– Как это ты можешь чего-то не знать про гениев? – обрадованно удивился Анатолий Борисович. – Кто ж тогда знает? Не скромничай, скромность – прерогатива мудрого начальства… а кто у нас самый главный начальник?

– Скорый. – Не задумываясь, отчеканил польщенный вниманием Иван.

– Ишь куда хватил. Ты еще скажи – Путин. Нет, мил друг, берем чуток пониже, самый главный у нас с тобой начальник – Всеволод Игоревич Мерин, это надо знать, зарубить в мозгу как таблицу умножения. Так вот: скромность – его прерогатива. Тебе понятно это слово?

В данном случае ответить на поставленный вопрос было как раз нужно, причем желательно в утвердительной форме, но Ваня по причине, одному ему известной, слишком долго молчал и тогда Анатолий Борисович пришел ему на выручку:

– ПреРОГАтива, Иван, – это от множественного числа слова «рог»: «РОГА». Запомни это, неровен час – пригодится. Когда, к примеру, на дворе зима, мороз двадцать градусов по Цельсию, холод собачий – уши мерзнут, а ты не можешь надеть на голову шапку – рога мешают. С тобой такое случалось?

– Нет, – подумав, неуверенно признался Каждый.

– Ну и слава тебе, Господи, – Трусс полез в карман за носовым платком, вытер вспотевшие ладони, – гора с плеч, ты меня успокоил. И не дай тебе Бог когда-нибудь столкнуться с этой гадостью – прерогативой. Ты меня понял?

Перепуганный Иван слегка кивнул головой.

– Ну и ладно, с этим покончили. Едем дальше. – Трусс резко вытолкнул из-под себя стул и вновь заходил по кабинету. – Напоминаю вопрос: «Что изменилось со вчерашнего дня и почему вы в данный момент напоминаете кобелей, в первую брачную ночь осрамившихся перед выбранной ими сукой? Сравнение выглядит не «АХ!» каким удачным только потому, что вы не видите себя со стороны. Повторяю: что произошло?!

Иван Каждый открыл было рот: мол – странная непонятливость – Мерин ведь только что вслух объявил о прекращении по приказу сверху «композиторского дела», но Трусс, сломанной гармоникой скомкав лицо, перебил его на первом слоге:

– Помолчи, Ваня, окажи милость. Вижу – сказать что-то тебя подмывает, но сделай над собой усилие – помолчи, не до тебя сейчас. – В подкрепление сказанного он привстал и повернул свой стул так, что Каждый оказался у него за спиной. – Я в очередной раз задаю свой, мне самому давно уже успевший осточертеть вопрос и настаиваю на ответе: «Что случилось?!»

В кабинете следователей долго висело удручающее молчание.

Трусс всхлипко наполнил воздухом грудную клеть, нарочито громко выдохнул через сложенные трубочкой губы и устало продолжил: