Скриптер

Он решил пока воздержаться от расспросов; тем более, что нити разговора держал в своих руках старший по возрасту и авторитету человек.

– Товарищ Сотник, расскажите коротко, что с вами случилось. И как так оказалось, что вы… гм… потерялись?!

Спецслужбист покосился на своего начальника. Но не на Левашова – которого он, похоже, тоже не узнавал, а на главу департамента «В» ФСБ, с которым они сюда приехали прямо из военного аэропорта Чкаловский, куда, соответственно, были доставлены спецрейсом из Нальчика.

– Отвечайте на заданный вопрос, – сказал генерал.

– Мы работали по разведке и разминированию верхних штолен весь день двадцать шестого апреля. На ночь вышли оттуда… Держали оцепление, часть сотрудников ночевала в палатках. Ранним утром двадцать седьмого апреля продолжили свою работу. Я, как замкомандира спецгруппы, получил приказ на доразведку боковой наклонной штольни. Со мной отправились семеро бойцов.

– И что произошло?

– В какой-то момент я потерял сознание…

– Может, вы были ранены?

– Нет.

– А может, вас контузило при взрыве мины или гранаты?

– И этого не было… – Сотник задумчиво потеребил подбородок, затем, спохватившись, вновь вытянулся. – Я не знаю, что ответить… Ничего не помню… никаких воспоминаний!

– То есть? Вы пробыли невесть где столько времени… И ничего не помните?!

– Так точно, – выдавил из себя спецслужбист. – Как обрезало…

– У Сотника – локальная амнезия, – подал реплику Левашов. – Он помнит лишь то, что было до полудня двадцать седьмого апреля… А дальше – провал.

Уловив знак, поданный Авакумовым, генерал оставил их, скрывшись в салоне фургона.

– А фамилия Логинов вам о чем-нибудь говорит, Валерий Викторович? – спросил Хранитель. – Конкретно – Даниил Логинов. Или же Дэн Логинов.

– Логинов? – Сотник медленно покачал головой. – Мне эта фамилия ни о чем не говорит… Знакомых с такими именем и фамилией у меня нет и не было никогда.

Хранитель и Левашов многозначительно переглянулись.

– Сотник, вы вышли к своим сослуживцам… гм… без одежды, – пробасил глава Спецотдела. – Так и было?

– Вышел, чем мать родила… – Сотник тяжело вздохнул. – Сам не могу понять, как такое могло случиться.

– Однако, как нам доложили, вы все же кое-что имели при себе.

– Так точно.

– Покажите, что именно у вас было зажато в кулаке, когда вас обнаружили в штольне ваши сослуживцы! Этот предмет и сейчас при вас?

Сотник расстегнул кармана камуфляжной куртки. Достал оттуда нечто; положил на открытую ладонь, чтобы все присутствующие смогли рассмотреть этот предмет…

Это был плоский кругляш из белого металла… или же монета.

Авакумов взял «кругляш» в руку. Надел очки, стал рассматривать… Затем передал Редактору.

Павел Алексеевич поначалу подумал, что предмет этот – серебряная монета. Размер ее примерно как у римского денария. Вот только на той ее стороне, которую он разглядывал вначале, не было никаких следов чеканки. Он перевернул кругляш другой стороной. На условном – именно условном – «реверсе» обнаружился некий символ, прочерченный или вычеканенный неизвестным изготовителем.

Символ этот в точности воспроизводит латинскую букву S…

Сердце пропустило пару ударов… Павел Алексеевич в эти секунды, пока он рассматривал, держа в пальцах, этот похожий на римский денарий времен республики кругляш, испытал одновременно и радость, и печаль…

Это был знак. Серебряный кругляш, доставленный этим ничего не помнящим о последних нескольких сутках человеком, являет собой не что иное, как послание от Дэна Логинова.

И расшифровывается оно, как и прочие маркеры, как и другие знаки, которые уже успели отследить, однозначно и определенно: я там, именно там, куда был отправлен, и я сделал свою работу.

Они проговорили у главного входа еще минут десять.

– Ну что ж, вряд ли товарищ Сотник вспомнит то, что нас интересует в первую голову, – сказал Хранитель. – Полковник, распорядитесь, чтобы Валерия Викторовича осмотрел Окулист!..

– Я, в общем-то, на зрение не жалуюсь… – сказал Сотник. – Все в порядке у меня со зрением!

Трое мужчин, стоявших рядом с ним, невольно улыбнулись.

– Надеемся, что так и есть… – сказал Хранитель. – И все же, – он посмотрел на Левашова, – пусть Окулист посмотрит!

– Будет исполнено, Михаил Андреевич.

– Потом отвезете товарища Сотника в наш пансионат: пусть отдохнет на природе, поправит здоровье. – Хранитель вновь улыбнулся. – А там, глядишь, Валерий Викторович, вы и нас вспомните – кто мы, что мы и откуда мы вас знаем.

Фургон с тонированными стеклами увез с Ближней дачи человека, которому еще только предстоит вспомнить, – если это вообще случится когда либо – где он находился в течение двадцати четырех часов, чем он занимался, и почему вернулся один. Охрана закрыла створки ворот. Авакумов, думавший о чем-то своем, возобновил разговор не сразу, а по происшествии нескольких минут.