Скрижаль альтера

— Мы поначалу часто ссорились на эту тему,— грустно улыбнувшись добавил Рэйв, когда я закрыла лицо руками. — В последний раз, когда это произошло, ты крикнула, что когда любят двое, то двое и должны двигаться друг другу навстречу. Через старые привычки, желания, разногласия. Мы оба должны мириться с чужими недостатками и стараться что-то в себе менять, если уж второму это не нравится… не перестраивать, а подстраиваться под другого. По доброй воле. Не ради себя, а ради другого. Именно так, вместе, а не ждать, когда подстроятся именно под тебя. Тогда ты еще сказала, что уже давно стучишься в мои двери, только я не желаю слышать. Но я был зол. Ответил, что ты, вероятно, очень тихо стучишь, раз я до сих пор не услышал. И вообще, быть может, я не сам по себе такой эгоист, а просто заперт внутри скалы, через которую ты не можешь пробиться. Но если любишь, то давай, старайся дальше. Спасай меня, раз я настолько плох, что не могу выбраться самостоятельно… тогда ты ушла спать, и до утра мы больше не разговаривали. А утром ты подхватила лихорадку и еще через пару дней умерла у меня на руках. Я был расстроен. Это был уже седьмой мир, и я совершенно не ожидал, что снова тебя потеряю. Мы находились в пустыне, посреди проклятого оазиса, за сотни километров от обитаемых мест и еще дальше от мест, где есть хоть какая-то медицина. А у меня при себе ни лекарств, ни бинтов. Все, что мне оставалось, это держать тебя за руку и слушать, как ты даже в бреду раз за разом продолжаешь со мной спорить. И поневоле задуматься над тем, что ты умираешь специально, чтобы хотя бы таким образом меня наказать. Перед тем, как умереть в шестой раз подряд, ты снова вспомнила дурацкую фразу про скалу. И прошептала, что все еще стараешься, пытаешься, царапаешь камень и умираешь в попытках до меня достучаться. А я все равно не слышу… вернее, не хочу слышать. И это было последнее, что ты мне тогда сказала.

Я растерла руками уставшее лицо и осторожно покосилась через плечо: сидящий рядом альтер выглядел так, словно только что пережил мою смерть заново. Безумно уставший. И с таким измученным взглядом, что мне даже злиться на него расхотелось.

— После этого я зарекся рассказывать тебе правду и старался избегать ситуаций, которые могли спровоцировать этот опасный спор. Порой молчать было нелегко, но лучше уж так, чем снова закрывать тебе веки и подыскивать место для очередной могилы. Еще я заметил, что все самые крупные неприятности с нами случались вскоре после того, как мы становились близки. И решил, что больше не стану с тобой спать, раз уж Вселенная считает, что я не имею на это права. После этого идти стало легче. Я делал все, чтобы ты ни в чем не нуждалась и не подвергалась даже малейшему риску. Кин и Таль опекали тебя неотлучно. Все, что мы могли придумать, чтобы тебя уберечь, было реализовано. Мы караулили тебя каждый миг. Я даже спать почти перестал, чтобы случайно чего-нибудь не проворонить. И это оказалось правильной тактикой: во время седьмой попытки мы благополучно добрались до коридора желаний. Но тогда я не рискнул взять тебя с собой и… кажется, провалил испытание, не добравшись до двери каких-то нескольких шагов.

— Ты… поддался? — настороженно уточнила я.

— Да. Испытав близость и создав физическую привязку к объекту своих, так сказать, желаний, альтер впоследствии испытывает сильное физическое влечение. Для сохранения семьи это важный физиологический механизм, который гарантирует, что даже при смене облика и даже в состоянии крайней агрессии мы не уничтожим объект привязки. Теоретически за время жизни мы способны образовать несколько таких пар. Каждый раз — после смерти предыдущего партнера. Но в действительности я не знаю случаев, когда оставшийся в одиночестве альтер рисковал бы образовать пару с кем-то еще. Первая привязка для нас самая сильная. Разорвать ее — все равно, что умереть самому. Поэтому природа максимально обезопасила нас от возможных потерь. И поэтому же мы по большей части не способны поранить или убить своих партнеров.

— Когда ты стал змеюкой, то едва меня не сожрал, — ради справедливости буркнула я.

— Скорее всего, это была лишь попытка проявить внимание. Отказ всегда воспринимается крайне болезненно. Особенно, сразу после смены формы, когда мозги еще не включились, а память судорожно пытается вспомнить, почему же мне так важно до тебя дотронуться.

Я с подозрением покосилась на притихшего альтера.

— Что произошло потом?