Скрижаль Белронда

 Да оно понятно, что погорячился, но уж очень, видать, его разобрало тогда. А тут еще ученые шишки напели ему, что будто бы уже почти расшифровали Скрижаль. Им–то, ясно, головы свои уберечь надо было просто, чтоб не полетели. Бестолочи лобастые…

 В общем, решили тогда все эти северно–южные и прочие восточные европцы не дать нам времени прочитать Скрижаль, а взять и пресечь нас в зародыше, опустить ниже унитаза и обнулить, а Скрижаль забрать или, в крайнем случае, уничтожить…

 Да нет, они не сразу на нас полезли, потому что долго не могли промеж себя договориться. Ежу понятно, что уравниловка хороша только когда ты чуть ровнее других и можешь корректировать равенство, а иначе оно бы и на хрен не нужно. Поэтому сначала каждый из европцев попробовал по отдельности с нами договориться, но мы им всем по очереди показали задницу. Потом они начали между собой выяснять, что будут делать со Скрижалью и кому она достанется, если уцелеет в заварухе. И тут они, брат, чуть друг другу сопатки не порасшибали, и мы уж думали, что уладится все и утрясется само собой потихоньку, без нашего участия. Ан нет, не вышло так. В общем, началось…

 Повод–то, конечно, был посерьезней — это тебе не восьмая из–за заводов по переработке мусора, и не шестая из–за эмбарго на яйца из Восточных Европ. И тут уж никто спуску давать нам не собирался и в бирюльки играть ни у кого намерения не было, потому как эмнион — это тебе не яйца и даже не жена северно–европского президента, которая любила полежать под нашим, расшеперивши ноги, из–за чего пошла седьмая… Чего?.. Какие на хрен либерал–националисты! Я тебе говорю: из–за бабы все началось. И добро бы баба–то была Елена Прекрасная, а то, блин, эта дура набитая с мордой пьяного носорога…

 В общем, как войнушка разворачивалась, я тебе рассказывать не стану, ты и сам должен знать по истории. Надавали они нам по хлебалу здорово, но и мы им юшку пустили, мама не горюй. А пока вся эта тусовка шла, наши головастики все искали перевод Скрижали. Уж, говорят, десяток разных словарей опробовали и полтора новых составили; и так, говорят, и сяк пытались, и через орбитальный суперкомп эту абракадабру прогоняли — не–а, хрен да дырка, ни в какую. И тогда хотели уж на мировую пойти, а скрижаль — раздолбать, чтоб никому не досталась. Да только европцы все эти, нашу слабинку почуяв, стали свои условия толкать: дескать, Скрижаль отдайте в виде контрибуции. И быть бы нам биту и посрамлену, если бы не случай…

 Ну вот и супчег подоспел… Сейчас, сынок, только петрушечки поискрошу, постоит еще семь минут на малом огне и — будем гурманить… А?.. Чего за супчег, спрашиваешь?.. Сейчас попробуешь, подожди. Главное — перцу черного не жалеть и водочку похолодней поставить. У меня со вчера бутылочка лежит в вакуматоре… Ох, бляцка Сахара, запашище–то какой!.. На слюну изойдешь, пока дождешься! Праздник живота, слушай!..

 Какой случай–то, говоришь?.. Да подожди ты, балбес! Тут дело тонкое, петрушечку–то не просто покромсать, а нужно помять хорошенько… вот так… и с мариколой смешать… ага… во–от…

 Ну вот, стало быть, семь минут мне как раз хватит, чтобы кончить, хе–хе… Чего?.. Тебе и четырех достаточно?.. Ну так дело молодое. Подожди, до моих лет доживешь, будешь и все десять пилить, и не факт при том, что доедешь до конечной…

 Короче…

 Короче, когда уж совсем наши головастики отчаялись и презик наш готов был подставлять задницу на межъевропском конгрессе за все свои выпердоны, тут привезли пред его, не очень ясны с бодуна, очи одного замухрышку. Замухрон этот был военнопленный, содержался в концлагере где–то на западном полюсе и уже совсем дошел, доходяга, уже вот–вот концы должен был отдать. Стал, говорят, он сознание терять каждый день от слабости да от чахотки. Тут–то лагерному начальству кто–то из вертухаев доложился, что чудик этот как в бессознательность придет, так лопочет все что–то не по–нашенски… Чего?.. А–а, просек фишку, да?.. Ну правильно, да, оказался он последним, наверно, в мире этом манды–мужланом. Оказалось, что нахватался он кое–как родного языка от деда своего да забыл его почти, а теперь вот, когда встала на пороге косая бабка, так из него эта тарабарщина–то и полезла, что твой навоз.

 Вот, стало быть, начальство–то лагерное, не будь дураки, быстро сообразили, что могут не по одной новой нашивке на погоны получить за такую находку, и быстро, пока доходяга в лапти не переобулся, привезли его в Галуэй.

 Тут наши головастики сразу засуетились, глазенки у них загорелись, слюна поперла в предвкушении. Позвали лучших наших коновалов, те накачали этого манды–мужлана всякой дрянью, чтобы не сковырнулся раньше времени и чтобы мозги у него прояснели. Потом увезли его в ту секретную лабораторию, под вулканом, и там, говорят, поставили перед Скрижалью… Ну вот… А на следующий день наш презик зачитал доклад на межъевропском конгрессе. На том десятая мировая и кончилась…

 О, готово! Где тут у нас тарелочки… Водку из вакуматора достань, сынок…

 Чего — ну?.. Дальше?.. Дальше — ничего. Ждем одиннадцатую…