Нелепость такого требования просто парализовала Папу. Он так и остался стоять перед Трюкачом, хотя намеревался расположиться в кресле, не предлагая, разумеется, чертовой шантрапе присесть.
— Зачем же тебе нужна ксива, парень? — только и спросил он.
Ослабший в коленках, Гарик опустился на краешек оставшегося так кстати свободным кожаного сиденья и воздел умоляющий взор на хозяина кабинета.
— Для выезда. Смываться мне надо, г-господин Каттаруза. Я не п-прошу денег — б-бабки у меня есть…
— Так какого же черта ты приходишь ко мне, а не к своему дорогому Сапожнику? — резонно спросил все еще слегка не пришедший в себя Папа.
— Т-тогда мне — конец… — убежденно заявил Трюкач. — Шеф решит, что это я п-проболтался… И я решил, что лучше — к вам… Я х-хочу вас предупредить, г-господин Каттаруза, о большой опасности… Всем нам — конец…
— Это уж точно, парень, всем нам конец, — согласился не чуждый философского подхода к жизни Капо ди Тутти Капи. — Одним — раньше, другим — позже… Но ты уж будь поточнее…
— Без свидетелей, — громко прошептал Гарик. — Если можно, нам надо поговорить без свидетелей.
— Побудь в приемной, Паоло, — распорядился Папа, всем своим видом выражая безмерное недоумение таким нарушением субординации.
— В-вы припоминаете, — затараторил Трюкач, — в-вы припоминаете то дело, что наши — я про людей Сапожника говорю — работали в прошлую осень на пару с вами?
— Будь поточнее, парень, — еще раз недружелюбно посоветовал Папа, откровенно выпуская вонючую табачную струю в слегка зеленое от напряжения лицо собеседника.
— Я про то, как взяли весь товар Шиндлера… Это когда потом Рогатый чуть в петлю не полез… — закашлявшись, пояснил Гарик.
— Ничего я такого не помню, парень. И тебе советую позабыть накрепко.
Совет Папы был не лишен своего резона. Своих в Малой Колонии грабили редко — не принято такое здесь было — а узнай кто, что конвой с приготовленным к нелегальному вывозу отборным товаром, числившимся за одним из крупнейших финансистов всех криминальных группировок Сектора Рупертом Шиндлером, обобрали люди Каттарузы и Сапожника-Карнеги, дело бы не ограничилось несмываемым пятном на репутации обоих авторитетов. Далеко не ограничилось бы… И то, что по этому свету все еще болтается мелкая сошка, осведомленная о деталях этой истории, было для Джанфранко пренеприятнейшим сюрпризом.
— Я… да, конечно, — торопливо сглотнул набежавшую слюну Гарик. — Только дело-то важное. Похоже, что большая опасность навернулась.
— ? — поднял бровь Папа.
— Так вот: если вы помните, господин Каттаруза, на этом деле, кроме всех прочих, сильно погорел Шишел. Шишел-Мышел. Шаленый. У него все тогдашние денежки были вложены в этот товарец…
Желудок Джанфранко непроизвольно сжался. Во рту стало кисло.
— Говори, парень, говори… Не томи душу, — неприязненно молвил он.
— Т-так вот: Ш-шишел до этого дела докопался. Не знаю уж как, но докопался. И теперь такое будет… Т-такое… П-прошлым вечером — как раз перед дождем — он меня вычислил… В «Кентербери».
— Так почему тогда ты еще жив, парень? — резонно удивился Папа.
— Он п-по телефону меня в-вычислил.
— Ах, по телефону… — с некоторой иронией выдавил из себя Каттаруза.
Хотя, похоже, было не до смеха. Мозги Папы перешли на полные обороты. Он задумчиво и брезгливо прихватил двумя пальцами воротник Гариковой куртки и, словно с улицы забредшую кошку, переместил его из кресла, в которое наконец опустился сам, на ковер пред свои ясные очи. Гарик тут же нагнулся над ним и лихорадочно зашептал, дыша прямо в лицо Папы чесноком и пивным перегаром:
— По телефону… И спрашивает: «Ты, мол, Трюкач, часом, не помнишь, в каком году прибыл на Малую Колонию старый Элевтер Мелканян?» Вы п-поняли, господин К-каттаруза?
— Что, собственно, должен я понимать? При чем тут еще ваш армянский Элевтер? — Нить Гарикова повествования снова ускользнула от Папы.
— Да к-как же вы не п-поняли?! Ведь у вас встреча была с Сапожником — где? Н-на нейтральной территории… У Г-григоряна… Он вас обоих якобы пригласил к себе в заведение, п-пропустить стаканчик в День Элевтера. Т-та-кой был предлог. А я тогда между вами крутился колбасой — н-на подхвате — п-помогал в-все организовать…
Теперь Папа вспомнил. И поразился. Оказывается, они с Сапожником проморгали, по крайней мере, одного парня, который явно знал о деле чересчур много.
— Так, значит, ты думаешь, парень… — взвешивая каждое слово, процедил он…
Собственно, судьба Трюкача была решена. Оставалось только раскусить — с чьей подачи работает человечек.
— Тут и думать нечего, господин К-каттаруза. Это он войну объявил… Ч-чтобы все знали… Н-не мне одному — меня Шишел прихлопнул бы и не заметил… Я тут — мелкая сошка… Он явно хотел, чтобы я вас предупредил. Он всегда так — любит припугнуть для начала… Ч-чтобы вам в-воз-можность дать…
— Какую такую возможность, парень? — Взгляд Папы стал буравящим.
— Я-ясно к-какую — откупиться. Т-теперь затребует вдвое.
— И ты, парень, как только обо всем догадался, так сразу и рассказал все Григоряну и Сапожнику. Так ведь? Ну, а они…