Скрижали

— Боречка! Надо же! Как раз сегодня о тебе думала: «Уедет, даже не попрощаемся». Толя Сергеев сказал, уезжаешь. Правда?

— Поговорим, — ответил Борис, невольно заражаясь её белозубой улыбкой.

— Миленький, обожди минут пятнадцать–двадцать, кончу массаж. Только не уходи! — Голова Валентины скрылась за шторой.

Торчать в сумрачном коридоре среди больных не хотелось, и он снова вышел в вестибюль, залитый светом.

— Вы надолго её задержите? — раздался за спиной чей‑то голос.

— А в чём дело? — Борис обернулся. Перед ним стоял худенький паренёк с авоськой.

— Обещала отвести к главному врачу. Всю ночь жду. Вчера приехал. У вас закурить не найдётся?

— Не курю. А что с вами? Почему всю ночь? — Борис с недоумением посмотрел в смуглое узкоглазое лицо.

— Говорю, приехал вчера. Не принимают. Нет направления. Ждал до утра главного врача. А его до сих пор нет, где‑то в Моссовете. Эта самая Валя обещала, как появится, отвести.

— Где же ты ночевал?

— Здесь. В кресле.

— Откуда ты явился без направления? Надо было самому идти на Рахмановский, в министерство! Что с рукой и ногой?

— В армии был, под Вологдой. С грузовика сгружали ящики со снарядами. Один ящик упал на меня, перебило какой‑то нерв, руку скрючило, ногу, — вяло объяснил паренёк. — Год уже по госпиталям, больницам. Надоело. Толку никакого. Уехал к своим, под Ташкент. Там бедность. У родителей без меня четырнадцать детей. Я старший. Рука болит, особенно ночью, заснуть не могу. Совсем не сплю. Уже и морфий не помогает. Другая наркота тоже.

— Значит, наркотики потребляешь?

— Теперь нет. Бедность. Сам ничего заработать не могу. Говорят, вылечить нельзя, а боль вроде только здесь могут убрать. Я и поехал без билета. Проводница пустила. Если не помогут, не избавят от боли — всё, жить не буду.

— Что «всё»? Что? — накинулся на него Борис. — Идем туда, в уголок! Попробую снять боль. Пошли!

— Это как?

— Биоэнергией, слыхал?

— Слыхал. Делала одна в Ташкенте. Мои родители барашка продали, последние деньги отдали. Не помогло.

— Да я бесплатно!

— Хоть и бесплатно, не нужно, вот покурить бы достать…

— Слушай, парень, а ты сегодня ел что‑нибудь?

— Уже не хочу. Закурить бы.

Борис оглядел околачивающихся в вестибюле больных и пришедших к ним родственников с сумками продуктов, выскочил из корпуса, подошёл к пожилому водителю, покуривающему в «хонде» с жёлтым дипломатическим номером.

— Слушайте, там солдатик–инвалид не ел, не курил. Дайте хоть пару сигарет!

Водитель помедлил, выдал через спущенное окно ровно две сигареты, вынутые из пачки «Мальборо».

— А спички?

Водитель отрицательно покачал головой.

— Тогда дайте прикурить.

Тот щёлкнул зажигалкой. Борис прикурил, побежал обратно в корпус.

Валентина в белом халате быстро шла навстречу.

— Боречка, куда ты делся? У меня ведь мало времени. Больные ждут.

— Погоди! — Он пробежал мимо, боясь, что сигарета потухнет, что этот узбекский паренёк куда‑нибудь исчезнет. Но нет, вот он, стоял, неловко отставив согнутую ногу, привалясь к стене со своей авоськой.

— На! Держи!

— Спасибо, — так же вяло сказал он, сунул в рот дымящуюся сигарету, спрятал в нагрудный карман другую. — Спросите, не забыла узнать насчёт главного врача?

Подошла Валентина.

— Здесь нельзя курить. Только что звонила — секретарша сказала: главного врача не будет до вечера. После Моссовета едет в Белый дом, оттуда — в министерство.

— Елки–палки! — взорвался Борис. — Неужели без главного нельзя? А если бы его привезли на «Скорой», подобрали на улице?

— Тогда другое дело, — вздохнула Валя. — Такой порядок. Нет не только направления — выписки из истории болезни. Да ты не беспокойся. К пяти приедет, все уладится. Я помню. Прослежу, позабочусь.

— Слышишь? — обратился Борис к пареньку. — Потерпи, положат тебя. Вылечат.

Странная, какая‑то уже неземная улыбка появилась на исхудалом лице больного.

— Моссовет… Белый дом… министерство, — прошептали его губы, сжимающие сигарету.

Потом, поговорив пять минут с Валентиной в своих «жигулях», Борис ехал по Москве в район «Автозаводской» и все думал об этом больном, все не шёл он из головы. Вдруг спохватился: надо было дать денег! Добирался «зайцем», голодный, без сигарет!

Но он уже мчал по набережной мимо Кремля, гостиницы «Россия», не возвращаться же…

«Ничего, Валентина поможет, догадается, накормит», — уговаривал он себя, при этом совершенно точно чувствовал, знал, что паренёк кончит‑таки самоубийством. Что нельзя было оставлять его в таком состоянии, откупившись двумя чужими сигаретами.