Скрут

Снаружи было светло как днем. Косоротый громила неподвижно лежал в черной луже крови; стражников было видимо-невидимо, кто-то кого-то волочил, кто-то истошно вопил и выдирался. Не расслышать из склепа звуков облавы могли только Игар, с упорством маньяка разыскивающий на чужих спинах родимое пятно, да принцесса, одержимая страстью и уверенная в собственной безопасности. Ее так и волокли — не одевая; Игара еще раз стукнули по голове и бросили к таким же неудачникам — загнанным в кольцо, спутанным веревками.

В вонючей яме их продержали около суток; все это время Игар исступленно искал среди пленников Тиар.

Он ползал, спотыкаясь о чьи-то ноги, и без устали заглядывал в лица; бродяг в яме помещалось с полсотни, но было темно, и потому он по многу раз заглядывал в одни и те же лица. Дважды приходилось драться — беспощадно, потому что его противники желали его смерти; какая-то старуха расцарапала ему лицо, решив, что он хочет отнять у нее черствый кусок хлеба. Тиар не было; он тешил себя надеждой, что увидит ее на суде.

Забившись в темный вонючий угол, он тупо разглядывал собственную руку с обломанными ногтями; вчера ночью с ним случилось страшное, позорное падение. Он, поклявшийся на Алтаре, купился на похоть прожженной стервы; вид обнаженного женского тела сломил его верность и его благородство, так долго считавшиеся незыблемыми, как гранит. И что с того, что стражники жестоко прервали сладострастную процедуру в самом ее начале — не стражники должны были остановить его, нет… Он глубоко осознает свою подлость — но и сейчас, вспоминая запах ее тела, он покрывается потом.

Суд действительно состоялся; ранним утром пленников по одному вытащили из ямы, а затаившихся в темноте выгнали ударами копий. Щурясь от непривычно яркого света, труженики кладбища выстроились вдоль стены неровной шеренгой — пестрая, опухшая, остро пахнущая толпа; Игар увидел Тиар — сосед справа покосился, приняв его счастливую улыбку за первый признак помешательства.

Потом, потеряв женщину в толпе, Игар посмотрел прямо перед собой — и увидел виселицу с невообразимо длинной перекладиной и рядом — три столба с изготовившимися кнутобойцами.

Среди пойманных были и калеки и попрошайки, и бандиты-убийцы тоже; Игар ждал, что судья, невысокий молодой человек с равнодушными глазами, попытается выяснить степень вины каждого — вместо этого тот медленно пошел вдоль шеренги, ненадолго останавливаясь, вглядываясь в лица, что-то бормоча под нос. Стражники, следовавшие за ним по пятам, хватали приговоренных по одному и волокли в разные стороны — кого на виселицу, кого под кнут.

Игар удивился полнейшему своему спокойствию. Страшное дело делалось просто и деловито; кнутобойцы спешили, палач выбивал круглые плашки из-под ног, судья медленно шел вдоль шеренги, пленники покорно ждали своей участи. Известное дело, тягуче рассуждал спокойный Игар. Всех перевешать нельзя — и виселица обвалится, да и слухи поползут… В тюрьме держать — так не резиновая тюрьма, и кормить, опять же, надо… Выпустить всех тоже невозможно, без наказания — тем более, так что все по справедливости, то есть как кому повезет…

Но вот что интересно — как судья выбирает, кого казнить, а кого выпороть и помиловать. Как он определяет? Что он при этом чувствует, вот бы кому в душу забраться любопытно…

Тиар, полуодетая, гордо выделялась из шеренги статью и красотой; ее они не казнят, это точно. Женщин, как правило, не вешают, в особенности красивых; Тиар помилуют — а значит, у Игара еще остается шанс…

Судья подошел так близко, что различимым стало его бормотание:

— Под кнут. Под кнут. Повесить. Повесить…

Игар вздрогнул — очередным осужденным к повешенью был толстяк, еще позавчера с накладной грудью изображавший нищенку с ребенком. Теперь его волокли к виселице, уже обросшей неподвижными телами.

Игар отвернулся, чтобы не видеть. За что?! За попрошайничество петля?! А сколько убийц, живых и невредимых, уйдет сегодня из города, почесывая спины?!

— Под кнут, — бормотал судья. — Под кнут…

Под кнут повели Тиар; она шла гордо, как на коронацию. Игар невольно искал ее взгляда — и, проходя мимо, она отыскала-таки его глаза.

Он так и не понял, чего она от него хотела. Она злилась и негодовала — из-за него, совратителя, она потеряла бдительность и попалась так просто и глупо; она пыталась прочитать в его глазах… что? Подтверждение неземной страсти, с которой он ввалился к ней в склеп? Пылкую любовь?..

Во всяком случае, гадливость в его глазах должна была ее удивить. Должна была сильно подкосить ее самомнение и сделать предстоящую порку еще более болезненной…

Он отвернулся.

Притомившийся кнутобоец не поленился раздеть Тиар догола — пленники, еще томившиеся в ожидании, оживились:

— Ах, принцесска-то хороша…

— У-у-у… Вот не думал, что такое увижу…

— Слюни-то подбери, повиснешь сейчас, а лишь бы на голую бабу…

— А я и с виселицы пялиться буду…

Кнутобоец привязал Тиар к столбу и рывком отвел со спины ее длинные волосы; Игар увидел пятно. Пятно в форме ромба под правой лопаткой…

Или нет?..