Скрут

— Мы скоро прибудем, Игар, — сказала она медленно. — Я расспрашивала людей — два дня пути от силы…

— Да? — спросил он, пытаясь изобразить радость. — Хорошо, как хорошо, сестра уж заждалась…

Тиар повернула голову:

— Сестра?

Он похолодел. Проклятый сон, размягчающий мозги. Проклятые бессонные ночи…

— Илаза… Жена.

Тиар подняла брови:

— Жена или сестра?

Он раздраженно тряхнул головой:

— Жена… Мы сочетались на Алтаре.

Тиар не отводила глаз. Зеленые звездочки казались Игару недоступно-холодными и недостижимо-далекими — настоящие небесные звезды, колючие и равнодушные.

— Ты заврался, Игар. Ты все время врешь.

Он почувствовал, как сжимается горло. И это тогда, когда он сказал чистейшую правду…

— Я люблю ее, — от стиснул зубы. — Я клянусь…

А любишь ли, спросил незримый наблюдатель. А уверен ли ты в своих словах?..

— Я люблю! — выкрикнул он беспомощно. Тиар отвернулась.

Игар смотрел, как ветер теребит тонкую прядь у нее на виске. До цели осталось каких-нибудь два дня… Пусть Птица научит его быть сильным. Потому что он устал, он безнадежно устал, и от былой решимости не осталось и половины…

— Ты знаешь, мне ведь можно сказать, — она глядела на него снова, и зеленые звезды понемногу теплели. — Мне очень многое можно сказать, ты не представляешь, сколько тайн я вот так ношу… Скажи мне, Игар. Я все ждала, что ты сделаешь это сам…

Он молчал. Луна переступала ногами, вяло гоняя хвостом вялых же осенних мух.

— Тот груз, что тебя гнетет, — Тиар смотрела, не отрываясь. — Тайна, которую ты скрываешь от меня. Мне жаль, что ты не хочешь, не решаешься…

Он опустил глаза. Сейчас она скажет — признавайся, или никуда не поедем. На ее месте он сказал бы то же самое — но вот что тогда делать?..

Тиар вздохнула. Отвела глаза, посмотрела вдаль — туда, где густо-синее небо соприкасалось с неровным рядом тополей, а под ними отдыхало поле, а над ними, еле различимые в синеве, тянулись клинышком черные птицы. Одно-единственное облако сияло круглыми, свадебно-белыми боками.

— Игар… А ты когда-нибудь видел, как сражаются латники в пешем строю?

Удивленный, он молчал.

— Два строя прут друг на друга, и победит тот, у кого нервы крепче… Потому что когда они сойдутся — это мясная лавка, Игар. Возле нашего села… Убей меня, я не знаю, кто и с кем воевал. Мне сто раз объясняли — но я не помню… Так вот, возле села и случилась эта… битва. Все жители заранее разбежались, скот угнали, а пожитки, какие могли, закопали… А одной девчонке было десять лет, всего ее имущества было — кукла, Анисой звали… Она тоже закопала куклу — в соломе… А потом не выдержала, сбежала от родичей и вернулась за ней, когда уже ударили барабаны…

Тиар замолчала, глядя сквозь Игара. Лицо ее преобразилось — она рассказывала о девочке, которой сама была когда-то, но рассказывала так, будто была ее матерью; Игар внутренне сжался, представив себе две сходящиеся железные стены и мечущегося между ними ребенка. Зеленые звездочки в глазах Тиар исчезли, поглощенные огромными черными зрачками — какой же силы было потрясение, если воспоминание о нем и через десятилетия не думает меркнуть…

— …и долгое-долгое мгновение. Мгновение судьбы, миг спасения, знаешь, мне это запомнилось как белое солнце с черными лучами… Лучи, будто дым… — она перевела дыхание. — Он, видишь ли, не только жизнью рисковал, жизнь как раз тогда ничего для него не стоила… Он рисковал карьерой своей проклятущей, исходом боя, ведь ряды его войска могли расстроится… Они и расстроились, и сбились с шага, но противник растерялся тоже, и потому силы снова уравнялись; среди изрубленных трупов пополам было и тех, и других, это я хорошо помню…

Черный клинышек над горизонтом растаял. Две сороки уселись на стерню, обругали равнодушную кобылу, возмущенно передернули хвостами и полетели дальше. Игар молчал; перед глазами у него стояло давнее видение — девочка с деревянным ожерельем стоит на пороге дома… И совсем рядом рубят курицу на толстой колоде. Заляпанный красным топор…

Тиар говорила; зрачки ее успокоились, и карие глаза снова сделались зелено-карими:

— …никто не слыхивал о таком обычае. А это был старинный обычай тамошнего народа — они брали в дом девочку и воспитывали, а потом женились на ней… У нас в селе это считали дикостью, но там, на его родине, поступать иначе считалось непристойным… А он…

Игар слушал. Ему казалось, что поле, затаившись, слушает тоже. Человек, спасший Тиар с поля боя, был воплощением мудрости и благородства; ему смутно вспомнились хмурые взгляды ее родичей из села Кровищи. Ах да, они ведь и говорили о странном обычае, они говорили «он увез ее…» И мрачно сдвинутые брови. И отводимые глаза…

Рассказ Тиар оборвался так же внезапно, как и начался. Она вдруг осеклась, взяла вожжи и прикрикнула на Луну. Кобыла тронула двуколку с места; Игар глядел на свою спутницу и пытался отгадать, почему, будучи еще в детстве невестой столь замечательного человека, она мыкается теперь по дорогам в полном одиночестве. Повитуха, которая никогда не рожала…