Скрут

Ада покончила с собой, потому что накануне завершился ее мучительно долгий роман с неким обедневшим рыцарем, вечным женихом, которого ее мать то привечала, то изгоняла в приступе непонятного раздражения. Уже назначенная свадьба то переносилась, то отменялась вовсе, то назначалась вновь; Ада призывала возлюбленного на тайные свидания, а целый сонм содержащихся в доме старых дев болезненно подглядывал и подслушивал, и среди этих несчастных, закосневших в своем девичестве, полным-полно было платных шпионов. Единственным другом несчастливой невесте была ее младшая сестра — она же и оказалась невольной виновницей трагедии. Застав Илазу мило беседующей с каким-то красивым служкой, княгиня взбеленилась; парнишку прогнали со двора плетьми, но ярость княгини к тому времени полностью вырвалась из-под контроля разума, и не в добрый час явившийся Адин жених нашел жуткую смерть от своры свирепых, специально науськанных княгининых псов…

Илаза не плакала. У Игара хватило наглости уже в ту первую встречу поклясться, что он вырвет ее из Замка и сделает своей женой; у Илазы хватило здравого смысла не жаловаться матери на дерзкого послушника, а Отец-Дознаватель слишком озабочен был своей миссией, чтобы обращать внимание на мечтательное выражение в Игаровых глазах. Святая Птица, он хотел стать хорошим послушником, но нрав его…

Тело мучительно затекло. Он не чувствовал своих ног, а о существовании рук напоминали редкие болезненные покалывания; губы раздулись, как мыльные пузыри. В ватной тишине бесконечно долгого дня беззаботно звенел ручей — его песня была худшей из возможных пыток; потом к ней прибавилось басовитое гудение — над лицом Игара кружила пара слепней, он то и дело мучительно дергался, но кровососы становились все наглее. Пить…

— Пить… — тихонько прохрипела Илаза, и Игар не узнал ее голоса. Неужели и она вот так же не чувствует тела и пытается облизнуть губы липким, в тягучей слюне языком?!

От раскаяния он снова едва не заплакал. Клялся, что отведет все беды — какова же цена его клятвам?! Обещал быть ей опорой и защитой и обманул на другой же день после свадьбы, не уберег, обрек на мучительную смерть, потому что…

Он рванулся сильнее, и слепни, удивленные, отлетели чуть дальше, чем обычно. Сколько еще ждать?! Паук ли, смерть ли от жажды… Уж неизвестно, что хуже…

— Илаза, — сказал он, но не услышал своего голоса. Попытался прочистить горло; сглотнул слюну, которой уже не было. — Илаза… Давай играть, будто мы на свадьбе. Будто столы накрыты… Ты кого пригласила?

Некоторое время было тихо, только ветер сухо шелестел листвой.

— А… зачем? — спросила Илаза глухо.

Солнце низко, подумал Игар. Скоро и вовсе…

— Илаза! Не молчи. Скажи что-нибудь.

Не то вздох, не то стон.

— Илаза… А почему… У княгини такая… такая вмятина на спине, будто ложбина? Как от веревки?

— Дурак.

— Нет, ты скажи!

— Она не носит корсетов.

Игар закрыл глаза. Сто раз повторил про себя «корсет, корсет, корсет»… Слово потеряло смысл. Просто череда звуков.

— Ну и что?

— Она носит… Другое белье.

— Ну и…

Илаза всхлипнула:

— Пить. Я хочу пить.

— Не плачь, — сказал Игар беспомощно.

И снова тишина. В прорехах между ветвями висело одинокое облако такое же белое и рыхлое, как вчера. Один бок его показался Игару чуть золотистым. Чуть-чуть.

Вечер наползает из оврага…

Он всего лишь на секунду закрыл глаза — и увидел теленка со свежим тавром на боку, красным тавром, болезненной раной; в следующую секунду небо в переплете ветвей оказалось уже не синим, а фиолетовым, а листья на ветках сделались черными. Место облака заняла тусклая, едва народившаяся звезда.

Он испугался, в мгновение ока вспомнив все, заново ощутив и сухой воспаленный рот, и мертвое затекшее тело, и страх за Илазу. Святая Птица не спустится с неба, не придет на помощь, как приходила к давним и праведным предкам; он, Игар, отступник, потому что, вверяясь Алтарю, снял храмовый знак; он же болтун и предатель, потому что втянул Илазу в…

Паутина чуть дрогнула.

Не так дрогнула, как обычно, когда пыталась пошевелиться Илаза. Паутина дрогнула иначе, по-новому, и от этого движения Игарово сердце подпрыгнуло к самому горлу.

— Илаза… Ила…

Он услышал ее вздох, похожий на всхлип.

— Илаза… Я… спал?

— Тише. Пожалуйста, молчи.

— Мне показалось, что…

— Молчи! — простонала Илаза. — Ты… чувствуешь…

Паутина дрогнула снова — теперь вполне ощутимо; Игар еле сдержал крик.

— Он здесь, — почти спокойно сказала Илаза. — Давно здесь. Он ждет.

Днем Игару казалось, что силы его иссякли раз и навсегда — однако новое сотрясение паутины превратило его в комок из нервов и мышц.

— Эй, ты! — выкрикнул он, выгибаясь дугой. — Эй… Ты… кто здесь, а?!

— Пре… крати, — голос Илазы наконец-то перестал ей повиноваться. — Игар… Я боюсь… Я не… хочу… Я не хочу, не надо, нет!!

В этот момент Игар согласился бы умереть дважды. Не важно, каким способом — лишь бы оставили в покое Илазу.

— Оставь ее в покое! — закричал он, из всех сил пытаясь высвободить затекшие руки. — Тварь!