Скрут

Он смотрел на спутанное тело животного. Неотрывно, внимательно; два коротких взгляда направо и налево — и снова на лошадиный труп. Быстрый бросок в сторону; Илаза вздрогнула, но рыцарь лишь приник к земле, настороженно поводя обнаженным оружием.

А ведь не похоже, чтобы он растерялся, подумала Илаза удивленно. Любой другой давно промочил бы свои кожаные штаны — а этот, кажется, знает, чего и откуда ожидать. Будто каждый день воюет с огромными древесными пауками… Любопытно, а пережил ли кто схватку со скрутом?..

Рыцарь снова двинулся к Илазе — на полусогнутых, боком; его обнаженное оружие оглядывалось вместе с ним.

— Сколько же вам заплатили… — сказала Илаза шепотом. Наверное, это были не самые удачные слова — но молчать ей было невмоготу.

Рыцарь горделиво вскинул голову, на мгновение позабыв свою хищную приземистую стойку:

— Я не за деньги… Покуда на земле есть еще невинные жертвы…

— Они всегда будут.

Сначала Илаза показалось, что наконец-то подал голос тот, что в ветвях; потом она неожиданно обнаружила, что слова принадлежат ей.

— Покуда есть на земле невинные жертвы, — губы ее поползли к ушам в жесткой ухмылке, — благонамеренные дураки вроде вас будут множить их число… Потому что вы сами сейчас станете, в свою очередь, невинной жертвой. Вслед за своим скакуном.

Илаза думала, что рыцарь переменится в лице — но он только коротко вздохнул, будто ему не хватало воздуха. И продолжал свой танец мягко, крадучись, скользя взглядом по древесным кронам над головой.

— Вы знаете, что такое «скрут»? — спросила Илаза глухо.

Рыцарь не отвечал.

— От этого зависит ваша судьба! — выкрикнула Илаза требовательно и властно. — Если знаете — говорите!

Рыцарь посмотрел на нее — мгновенно, чтобы тут же переметнуть взгляд на высокое дерево напротив.

— Скрут… — проговорил он хрипло, — скрут, это… чудовище, в которое превращается человек… жертва предательства.

Илазе показалось, что стягивающая ее паутина ослабевает. Чуть-чуть.

— Как? — переспросила она шепотом.

Рыцарь вздрогнул. Резко остановился; лицо его, поднятое к сокрытому ветвями небу, казалось плоским и твердым. Маска, деревянная маска.

— Скрут… человек? — выдохнула Илаза.

Рыцарь не отвечал. Она увидела, как вдоль шеи его прокатился острый кадык.

— Скрут — жертва предательства?.. — губы ее еле шевелились. — Тоже… невинная жертва?

Илаза поняла, что смеется. Очень трудно смеяться на весу, в объятиях паутины. Да и смех у нее получился нехороший — многообещающий какой-то, скверный, неестественный смех; кажется, рыцарь даже испугался этого смеха — куда больше, чем внезапной потери своего коня.

— Невинная жертва, — сказала Илаза сквозь смех. И сразу, без перехода, другим голосом: — Отпустите меня.

Земля плавно двинулась ей навстречу. Она потеряла рыцаря из виду — на время, которое потребовалось, чтобы высвободиться из обвисшей паутины и принудить к жизни затекшие ноги.

Потом она снова увидела его лицо. По-прежнему неподвижное, как маска; глаза сделались еще больше — хоть это, казалось, вряд ли возможно — и вперились в освобожденную Илазу почти с суеверным ужасом:

— Вы…

— Пусть он уйдет, — попросила она шепотом, и рыцарь, кажется, понял, что она разговаривает не сама с собой.

— Пусть он уйдет, — голос Илазы сделался умоляющим. — Пусть он уйдет, пусть он…

— Теперь он точно никуда не уйдет, Илаза.

Рыцарь дернулся. Рыцарь замер, похожий на краба с двумя стальными разновеликими клешнями; рыцарь напряженно смотрел вверх, пытаясь определить, откуда слышится голос.

— Ступай, Илаза.

Ей ничего не оставалось, кроме как беспомощно заплакать — но глаза ее оставались сухими и лицо неподвижным. Она шагнула к рыцарю — тот отпрянул, будто при виде ядовитой змеи.

— Ничего, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Ничего страшного… Вы — не невинная жертва; вы, по крайней мере, герой и, как бы ни умерли — умрете героически… с убеждением, что мир делится на невинных жертв и виноватых палачей… А если я скажу, что они то и дело меняются местами… вы мне не поверите… И не надо.

Бесшумно обрушилась сеть. Опутывая рыцаря сразу со всех сторон, накрывая сверху и подсекая снизу, не оставляя лазеек; рыцарь мгновенно лишился бы всех шансов — если бы за долю секунды до этого не взвился в воздух в красивом, стелющемся прыжке.

Илаза разинула рот. Она никогда раньше не видела, чтобы люди двигались с такой непостижимой быстротой; рыцарь, как ей показалось, находился сразу в нескольких местах, его меч, похожий скорее на шпагу, размазался в воздухе.

Он походил теперь не на танцора — на акробата, ярмарочного гимнаста; с ловкостью, недоступной для обыкновенного воина, рыцарь уворачивался от падающих сетей, подныривал под паутинные жгуты, перепрыгивал их, увиливал, уходил, вертелся волчком; наконец одно полотнище, особо обширное и потому не очень плотное, поймало рыцаря в свои объятия — тогда Илаза поняла, зачем ему оружие.