Скрут

– Вы что, оглохли?! Вы не понимаете, что я говорю?! Он сосет кровь! Из животных и… людей тоже! Он каждую минуту может… и Илаза в его власти! И каждый миг промедления – это слезы вашей дочери! Горе и страх! Если охота кого-нибудь помучить – так поймайте крысу…

Княгинина рука снова отыскала его загривок. Игар крепко зажмурился, ожидая боли; вместо этого пухлая ладонь скользнула по его лицу, пальцы нежно нащупали подбородок:

– Крыса не сделала мне ничего плохого, мальчик. Ни одна крыса в мире не досадила мне так сильно, как ты.

– Илаза умира… – выкрикнул было он, но прохладная рука зажала ему рот:

– А ты досадил мне. Илаза – просто маленькая дура… Когда женщина, – растопыренная пятерня сдавила Игарово лицо, – когда одинокая женщина воспитывает единственную, – княгиня оттолкнула его, так что он снова плюхнулся на пятки, – единственную… дочь, она вправе рассчитывать на… хотя бы самое простое уважение. Я не говорю уж о послушании…

Теперь он смотрел в отдалившуюся княгинину спину. Тугая перетяжка по-прежнему перечеркивала ее, разделяя красивую спину надвое и делая ее похожей на перетянутый веревкой мешок. «Почему вы не носите корсетов?» – хотел спросить Игар, но вместо этого только длинно, прерывисто всхлипнул.

– Моя Ада умерла, – буднично сообщила княгиня. – И я до конца дней поклялась носить траур. Тот мальчишка, погубивший ее… умер достаточно быстро. С тех пор я много мечтала, сынок. Я мечтала, что можно было бы… сделать с ним. И теперь, когда Илаза… когда она так со мной поступила, единственным утешением мне остался ты. Ты мне ответишь и за Аду тоже… Сначала, конечно, расскажешь, кто из слуг бегал с записками, кто открывал ворота… Но слуги – они слуги и есть. А ты теперь, – в голосе ее царапнула насмешка, – ты теперь – зять.

Игар молчал. Все его слава как-то слиплись, застряли под языком, подобно кислой и липкой массе. Перед ним стояла глухая каменная стена, а он пытался добиться от нее понимания, что есть сил колотясь головой.

Святая Птица, что ей говорить?! Пообещать внуков? Которые будут с радостным щебетанием… залезать на колени, покрытые вечным черным бархатом? Любовь и поддержку в старости?! Она не доживет до старости. Черный огонь, отражающийся сейчас в раскосых глазах, сожжет ее раньше, чем умножатся седые пряди в высокой прическе…

Какие внуки!.. Да жива ли еще жена его?..

– Спасите Илазу, – попросил он шепотом. – Только я могу отвести. Если вы меня убьете…

– Да кто собирается тебя убивать, – она рассеянно гляделась в зеркало. – Мне интересно, чтобы ты жил до-олго…

Белая рука резко тряхнула золотой колокольчик, и звон его оказался неожиданно хриплым, как воронье карканье.

А ведь они совсем не похожи, отрешенно подумал Игар. Мне показалось.

– Клянусь Алтарем, который сочетал нас с Илазой, что…

– Замолчи, – княгиня содрогнулась. Игару показалось, что лицо ее за последние несколько секунд сделалось еще бледнее – хоть это трудно было представить.

По-видимому, бледность княгини не была случайной; во всяком случае, округлые руки до половины выдвинули ящик стола и вытащили оттуда зеленый, как жаба, аптечный пузырек. Игар безучастно считал капли, падающие в замутившуюся жидкость – содержимое хрустального стакана, а тем временем в дверь почтительно стукнули, и вошедший оказался невысоким толстяком с пузатым саквояжем в опущенной руке.

Княгиня, морщась, опрокинула напиток в рот; Игар, снова всхлипнув, обернулся к толстяку:

– Я… меня нельзя сейчас… Я же должен отвести людей на помощь Илазе… А я вот возьму и не поведу!! Если вы хоть пальцем…

Толстяк добродушно кивнул. Глаза его, непривычно широко посаженные, казались синими, как вода.

– Судьбой Илазы распоряжаюсь я, – холодно сообщила княгиня, задвигая ящик стола. – И еще кое-чьей судьбой… И не волнуйся, – она вдруг широко усмехнулась. – Будет отряд, и ты его поведешь… Чуть позже. Несколько часов ничего не изменят, а страдающая мать вправе… хоть отчасти возместить моральные потери. Здесь, – другим тоном сказала она толстяку. – Приготовь.

Толстяк снова кивнул, и на макушке его мелькнула, как привидение, нарождающаяся плешь.

Игар сидел, скорчившись, втянув голову в плечи и боясь поднять глаза; к стыду своему, он вовсе не ощущал радости оттого, что поход на выручку Илазе все же состоится. Минуту назад он готов был ради этого вытерпеть любые муки – а теперь голубоглазый толстяк беспокоил его все больше и больше.

В наступившей тишине отчетливо лязгнул металл – тихо, деловито и неотвратимо. Игар крепко сжал колени; весь мир съежился до размеров княгининой комнаты, и потолок опустился ниже, и времени на жизнь осталось несколько минут. Думай, бедная воспаленная голова. Думай, как вывернуться… Безвыходных положений не бывает… Святая Птица, помоги мне…

Будто в ответ на его мольбы ремешок, стягивающий запястья, в последний раз впился в тело – и ослаб. А вот это неплохо, мельком подумал Игар, торопливо растирая локти и кисти. А вот свободные руки – это уже надежда… Шанс. Отец-Разбиватель говорил, что пока хоть палец свободен – шанс остается…