Игар ощутил, как вспотели ладони. Втянул голову в плечи – а Дознаватель, конечно, видит в темноте…
– Отец-Служитель… однажды… хотел… позвал меня прислуживать в спальне и…
– И потом вы не дружили, – Дознаватель снова усмехнулся, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Игар смотрел вниз – в черноту под своими ногами.
– Я не позову тебя прислуживать в спальне, – голос Дознавателя на мгновение сделался ледяным. – Ты этого боялся?
– Нет, – быстро ответил Игар и тут же понял, что соврал. Боялся, но где-то очень внутри, не признаваясь даже себе…
Он поднял голову:
– Наверное, скучно жить, когда все вокруг, как на ладони? Все люди с их побуждениями, да?..
Он сознавал, что забывается. В последнее время с ним слишком часто это случалось – язык не дожидался здравого смысла. За болтливый язык вся голова отвечает…
– Да, – медленно отозвался Дознаватель. – Не совсем так, как ты сказал… Но тем более интересно, когда среди многих понятных вдруг появляется один понятный не до конца.
Игар вздрогнул. Ему показалось, что Хота сорвалась с неба и сгорела, падая, оставляя за собой тающий свет. Он покрылся холодным потом, однако звезда-свидетель по-прежнему выглядывала из-за плеча его собеседника, а другая, еще одна падающая звезда вдруг прочертила небо чуть не над самой его головой.
– Ваша сестра похожа на вас? – спросил он шепотом.
– Нет, – отозвался Дознаватель после паузы. – Если хочешь, она чем-то похожа на тебя. Лицом и… нравом тоже.
– Тогда ей скучно с горными монахинями, – тихо предположил Игар.
– Не думаю, – все так же медленно ответил Дознаватель. – Не думаю, что теперь ей интересны… развлечения.
– Вы видитесь с ней? Хоть иногда?
Длинная пауза. Игар понял, что Дознаватель не ответит.
– Вы… действительно знаете, как именно скрут поступает со своим обидчиком, если поймает?
– Да, – отозвался Дознаватель, и у Игара мороз продрал по коже.
– А теперь представьте себе… Вот ваша сестра… молодая. Вот ее поймал скрут… Вот он говорит вам: или Тиар, или я сделаю с сестрой то… ну, вы знаете. Приведи Тиар, говорит он вам, и я отпущу твою сестру… И что вы сделаете? Ну что вы сделаете?! Ну что?!
Где-то за строениями зашелся лаем пес. Игар, оказывается, выкрикнул последние слова, и достаточно громко.
Хота молчала. И ни одна другая звезда не осмеливалась больше сорваться с неба; Игар смотрел в лицо Дознавателю, но видел только темноту.
– Что бы вы сделали на моем месте? – спросил он шепотом.
Молчание. Игаровы ногти вонзились в ладони – он ждал ответа. Ждал истово и напряженно. Исходил ожиданием.
Дыхание ветра – холодного, почти осеннего. Темнота; Игар содрогнулся. Дознавателя уже не было рядом – темная фигура неслышно проскользнула в отворившуюся дверь. В Сердце Гнезда, где Птица.
Три долгих дня Игар засыпал средь бела дня, ночами по десять раз выходил по нужде, кашлял, маялся, не доедал свою порцию и просил у повара травок «от живота». На четвертую ночь он в который раз вышел во двор и выбрался через окошко кладовки на плоскую крышу кухни, где стояли в ряд закопченные трубы, где из вытяжек пахло съеденным ужином, жильем и дымом. Неслышно ступая по просмоленным доскам, он прошел к противоположному краю крыши и присел на корточки, отмеряя расстояние до ограды. Один прыжок, протиснуться между толстыми прутьями по верху стены и спрыгнуть с высоты трех человеческих ростов. Не очень страшно.
Звезда Хота смотрела, издеваясь и подстегивая. Хорошо, что ограда выбелена известью – виднеется в темноте. Хорошо, что Отец-Разбиватель сегодня был особенно напорист, а Отец-Научатель, царствующий в комнате с длинной скамьей и скрипучими перьями – особенно дотошен. Игару не приходилось прикидываться измотанным и сонным – он и правда очень устал, и Отец-Дознаватель, поймав его взгляд, читал там настоящую усталость и тоску. Тоску поражения…
Он заморочил-таки всевидящего. Он ушел от Дознавателя; уйти от тех семерых, что ждут его с веревками и ножами, будет проще. Один прыжок – преодолеть страх высоты, перемахнуть через эту черную полоску пустоты и не думать ни о карцере, ни о саблях, ни об Обряде Одного Удара, который придуман специально для крученых…
Он закрыл лицо руками и вспомнил Илазу. Не затравленную Илазу в коконе серой паутины – ту серьезную девчонку, которую он, он первый научил смеяться взахлеб…
На крыше особенно не разбежишься. Он оглянулся на звезду Хота острую, как гвоздик – набрал в грудь побольше воздуха, сжал потные кулаки, разбежался и прыгнул.
Темнота обманула его. Он не допрыгнул на какую-нибудь ладонь успел ухватиться за край стены, но за самый край. Судорожно подтянулся, цапнул за железный прут наверху каменной ограды – и чуть не закричал, потому что металлический стержень оказался скользким, как рыбина.
Рука соскользнула. Игар повисел еще несколько секунд, держась одной только левой рукой и пытаясь стереть с ладони правой липкую и скользкую мазь – а потом пальцы левой соскользнули тоже, и, обдирая живот о белые камни ограды, он рухнул вниз.