Скрут

– Этот? Ромб, то есть?

Бритая услужливо поднесла свечку; в свете деревянного фаллоса Игар увидел сначала следы розог на округлых ягодицах и уже потом – четыре крупных, каких-то размытых родинки, располагающихся ромбом. Прямо под правой лопаткой.

Зависло молчание; обладательница косы с хрустом доедала пряник.

– Это не пятно, – сказал наконец Игар. – Это не родимое пятно… Это… так…

Носительница ромба удивленно вывернула голову, пытаясь увидеть происходящее сзади:

– А что это, по-твоему? Меня не один ты так искал… Был один парень, вроде пират, так тоже просил всегда: «Мне ту, что с ромбом»…

Она опустила платье. Тряхнула волосами; усмехнулась – как-то даже мило и кокетливо:

– А тебя вот… погоди-погоди. Вроде помню… Точно помню!.. Весной приходил… точно?

– Как тебя зовут?

Она неспешно вернулась на свое место; уселась на тюфяк, подобрала помидор, смачно откусила. Обладательница косы подбирала пальчиком оставшиеся на тюфяке пряничные крошки.

– Зачем тебе? – спросила та, что с ромбом; подбородок ее был залит помидорным соком.

– Некоторые хотят имя, – задумчиво сообщила бритоголовая. – Им так больше нравится…

– Как тебя зовут? – повторил Игар. – Имя?

Его собеседница заглотнула остаток помидора. Пожала плечами:

– Ты вроде эту… Тиар искал?

Игар понял свою ошибку. Он не должен был называть имя первым; вот если бы его назвала женщина с ромбом… Ведь это точно ромб, ромб под правой лопаткой, а родинки или родимое пятно… Может быть, он неправильно понял…

– Ты Тиар? – спросил он, глядя ей в глаза.

Она усмехнулась:

– Может быть… А что?

Дверь за его спиной распахнулась; обладательница косы и бритоголовая встали. Вошедшие были трое матросов – вернее, двое матросов и юнга, потому что мальчику было не больше четырнадцати.

Приключилась суета; ширмы, до того стоявшие у стен, с необыкновенной скоростью были развернуты и расставлены, и на их полотняных боках обнаружились картинки, от которых у Игара свело челюсти. Загорелись еще несколько свечей в точно таких же специальных подсвечниках, в комнате стало светлее, и Игар увидел лицо мальчика-юнги. Тот круглыми глазами смотрел на ширмы и на девиц, в то время как один из его товарищей уже деловито ощупывал бритоголовую, а другой командовал обладательницей ромба, которая споро сметала с тюфяка крошки.

– Это моя, – сказал Игар. Все лица обратились к нему; обладательница ромба усмехнулась матросам:

– Минуточку, дорогуши… Один пусть подождет. Нас трое – вас теперь четверо…

– Пусть он и подождет, – один из матросов, кривоногий и широкоплечий, недобро уставился на Игара.

– Я подожду, – вмешался мальчик; Игар понял, что больше всего на свете парнишке сейчас хочется сбежать. Оказаться далеко-далеко, пусть даже на собственно унылом суденышке, где работа с утра до вечера, качает, дует и палит, где его лупят все кому не лень за вину и без вины…

– Ты не подождешь! – заявил второй матрос, с тяжелым амулетом на жилистой шее. – Ты иначе не мужчиной будешь, а…

От сказанного слова сделалось не по себе даже Игару, а мальчик и вовсе присел, как щенок.

Тиар – женщина, которая называла себя Тиар – нежно взяла Игара за плечи:

– Ты… Хватит болтать, а? Пошли…

Он дал себя увлечь в закуток за ширмой; уединением это можно было назвать лишь условно, потому что ширма оказалась не такой высокой, не такой уж широкой и со щелью внизу. Разумеется, все, происходившее в комнате, было слышно всем из любого ее уголка.

Женщина поставила на пол свечу и призывно улыбнулась; руки ее, не дожидаясь Игара, ловко расстегивали платье:

– Так ты когда был здесь? Уже снег сошел, кажется… Да? Уже тепло было, как ты приезжал?

– Где ты родилась? – спросил он одними губами.

Она стягивала через голову платье:

– А?.. В селе, а что?

– Название села.

Она бросила одежду на пол; у Игара перехватило дыхание. Она стояла перед ним совершенно нагая, привычно зовущая, с маленьким шрамиком под левым розовым соском:

– Да чего тебе, а?.. Раздевайся, очередь же… А этот болтает…

Его рука нахально скользнула ему в штаны и полезла, куда не следует; Игар перехватил ее за запястье. Усилием воли удержался, чтобы не сжать до хруста костей:

– Название села. Ну скажи, ну пожалуйста.

Рядом, в нескольких шагах, отделенная тонким, натянутым на раму полотнищем, успокаивающе ворковала бритая – ей достался мальчик. Игар стиснул зубы; в другом конце комнаты страстно застонала обладательница косы – даже у раковины, подвешенной над дверью, это получалось куда естественнее. Матросу, впрочем, было все равно – он взревел, как тюлень на отмели.

Игарова женщина нахмурилась:

– Ну странный ты… У меня в селе полно родни; зачем мне… Тебе-то все равно, мимо будешь ехать и ляпнешь чего-то…

Игар облизнул губы. Ее нагое тело в свете свечи всколыхнуло в нем мутную, недостойную, мучительную волну. Он напрягся, преодолевая постыдное вожделение:

– Ну и что с того?.. Родителей нет в живых, а прочие тебе что, указка?!

Привычная улыбка соскользнула с ее лица. Она опустила глаза:

– Да… Родителей давно уже… А ты откуда знаешь?!

Он с трудом оторвал взгляд от ее нагой груди; крепко взял женщину за подбородок, заставил смотреть себе в глаза: