Скрытая угроза

После этих слов в операционном зале установилась мертвая тишина. Все офицеры изумленно уставились на начальника радиопередающего центра, и только один Пинчук продолжал тыкать непослушными пальцами в клавиатуру своего терминала.

– Я-то понимаю, что это полная ерунда, – разрядил обстановку начальник центра. – Но раз случилось ЧП, контрразведчикам непременно нужно продемонстрировать, что они тоже не зря едят свой хлеб. Короче, сейчас сюда приедут спецы из их технического отдела и будут прозванивать все кабели в поисках врезки[5]. Придется на время освободить для них рабочие места, чтобы они могли подключить свою аппаратуру.

В дежурной части ощутимо запахло паленым, как на кухне у Пинчука, когда ротвейлер Ральф, пытаясь украсть со сковороды отбивную, ткнулся мордой в зажженную конфорку. Пока еще никто, кроме самого Пинчука, не чувствовал этого запаха. Но, как только особисты обнаружат врезку и накроют возле кабеля американцев, вонь услышат все. Потому что американцы, спасая собственные задницы, сдадут его со всеми потрохами. Пусть даже те, кто подключился к кабелю, не знают его фамилии. Особистам достаточно узнать, что американцы действовали по наводке сотрудника главного штаба, и они быстро установят, кто указал америкосам место, где проложена кабельная линия. Как подставили, суки?! Неспроста ему не понравилось последнее задание! Ведь как чувствовал, что с этим долбаным кабелем можно погореть! Вот и спалился! Надо было послать Уотерса и всех остальных цэрэушников ко всем чертям! А теперь... Пинчук оборвал вихрь собственных мыслей. Теперь надо сваливать, пока еще не поздно.

Он встал со своего места и демонстративно тряхнул извлеченную из кармана пачку сигарет.

– Пойду перекурю.

Курить в операционном зале запрещалось, и намерение выйти выглядело вполне мотивированным. Тем более что дежурные офицеры периодически выходили в курилку. Однако, выйдя из дежурной части, Пинчук в курилку не пошел. Вместо этого он спустился на первый этаж, пересек опустевший вестибюль и вышел из здания. Мичман на КПП равнодушно взглянул на его удостоверение и нажал кнопку на своем пульте, разблокировав турникет. Вот идиоты! Надо было первым делом перекрыть выходы, а теперь все – поздно. Покинув штаб, Пинчук нырнул в оставленную за воротами «Ауди».

Через полчаса он был уже во дворе собственного дома. На всякий случай, чтобы удостовериться в отсутствии супруги, достал мобильный телефон и набрал номер собственной квартиры. После третьего гудка трубку сняла жена. «Вот же дура, – мысленно выругался Пинчук. – Вместо того чтобы сходить куда-нибудь, небось в телевизор пялится».

– Хорошо, что ты дома, – ответил он. – Я на Садовом столкнулся с джипом. Привези пятьсот баксов – надо рассчитаться.

Жена тут же начала зудеть про необходимость соблюдать осторожность, но Пинчук оборвал ее:

– Хватит болтать. Давай, бери деньги и приезжай. Я на Смоленской площади – увидишь.

Отключившись, он отогнал машину за угол, чтобы ее не было видно со стороны подъезда. Увидев вышедшую из дома жену, Пинчук пожалел, что назвал ей такую сумму. Но если бы сказал, что влетел всего на сто баксов, могла бы и не поверить. Знает, зараза, что у него с собой не меньше трех-четырех сотен. Ладно, хер с этими пятью сотнями. Дома у него в тайнике спрятаны еще одиннадцать штук, про которые супруга не знает.

Проводив взглядом жену, пока она не скрылась из вида, Пинчук поднялся в квартиру. Ральф, обрадованный ранним возвращением хозяина, виляя обрубком хвоста, выбежал в коридор. Заперев за собой дверь, Пинчук потрепал ротвейлера по слюнявой морде. Он завел собаку, когда начал работать на американцев, чтобы в какой-то мере обезопасить собственную квартиру от негласного проникновения контрразведчиков. Сначала держал бультерьера, но у пса оказалась не в порядке психика – пришлось усыпить. А вот к Ральфу он привязался. Пес был, пожалуй, единственным существом на свете, который принимал его таким, какой он есть, и был по-настоящему предан. Жаль, что нельзя взять его с собой. Жена что – корова старая. Да и Оксанка-любовница не бог весть какая потеря. Для этого дела бабу всегда можно найти – были бы деньги. А вот по Ральфу он действительно будет скучать.

С грустью посмотрев в черные, как маслины, глаза пса, Пинчук прошел в свою комнату, где снял с полки радиоприемник и отвинтил заднюю крышку. Под крышкой лежала перехваченная резинкой пачка стодолларовых купюр – десять тысяч, десять бумажек отдельно – еще тысяча, пластиковая карта «Америкэн экспресс» нью-йоркского банка с круглой суммой его гонораров и российский загранпаспорт с открытой американской визой, его собственной фотографией, но с другими именем и фамилией. Паспорт и банковская карта являлись своеобразной страховкой, позволяющей избежать приближающегося провала, но сейчас они не добавили Пинчуку спокойствия. Да сейчас и не время. Он расслабится позже, когда окажется за границей, в недосягаемости для родной контрразведки.