— Но мы подходим друг другу, помнишь? Ты и я. Нам хорошо вместе.
— Больше нет, Блондиночка.
— Не делай этого, — шепчет она, ее губы дрожат. Мне хочется протянуть руку, прикоснуться к ней, но я решаю не делать этого. Оттягивание неизбежного лишь ухудшит ситуацию.
— Прости.
Как бы тяжело мне не было, я залезаю в грузовик и убираюсь прочь. Позволяю себе лишь раз посмотреть в зеркало заднего вида, наблюдая, как единственная женщина, которую я когда-либо любил, исчезает в ночи, оставляя позади мое сердце и погружая меня в темное место, из которого я, возможно, никогда не выберусь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДВА
Опустошенная и шокированная, я двигаюсь по магазину, наводя порядок, пока слезы продолжают течь по лицу. С тех пор, как Гейб выскочил с вечеринки и исчез из моей жизни, я не перестаю плакать.
Вечер превратился в полную катастрофу. Вероятно, моей карьере тоже пришел конец. Моя репутация никогда не будет прежней. Мне бы следует расстраиваться из-за этого, но это не так. Ничего из этого не имеет значения. Ни тогда, когда мужчина, который сумел украсть мое сердце, только чтобы сломать его, навсегда ушел от меня.
Нежная рука касается моего плеча, и я поворачиваюсь к Эмили, которая сочувствующе улыбается.
— Твоя мама провожает последних гостей.
Я киваю, не в силах произнести ни слова из-за боли в горле.
— С тобой все будет в порядке? — спрашивает она.
Я собираюсь солгать и сказать «да», но вместо этого вырывается всхлип.
Она крепко обнимет меня.
— Мне очень жаль, СиСи.
— Не могу поверить, что он сделал такое... со мной... с нами.
— А стоит ли винить его?
Я резко поднимаю голову, видя, как Райдер выходит из задней комнаты.
Он прислоняется к стене, ослабляя галстук.
— Парень принял Гейба за официанта из-за цвета кожи. Если спросишь меня, этот мудак получил то, что заслужил.
— Что не даёт ему права вести себя так, как повёл он, — встаёт на мою защиту Эмили. — Дело касалось не его, Райдер. Сегодняшний вечер принадлежал СиСи и ее карьере.
— Извини, Эм, но тут ты ошибаешься. То, что произошло, имело отношение к нему, — возражает Райдер. — Вы двое не понимаете. Вам это не дано, потому что вы росли с подобными козлами. С вами никогда не обращались так, словно вы недостаточно хороши, чтобы дышать тем же воздухом, что и они. Я знаю, каково это, и, если Гейб до этого не знал, что это такое, теперь, чертовски уверен, он в курсе.
— Он прав, — подходя ко мне, добавляет мама. — Я не оправдываю Гейба, ему следовало лучше справиться с ситуацией, но, уверена, ему очень больно.
Так и есть. Боль в его глазах, когда он выскочил - взгляд, который я никогда не забуду.
— То, как Виктор обращался с ним, было совершенно неуместно.
— Да, это так, — соглашаюсь я. — Я злюсь и на него тоже. Но я бы разобралась с этим. Я бы никогда никому не позволила относиться к нему таким образом. Он даже не дал мне шанса.
У мамы грустное лицо, когда она подходит и обнимает меня за плечи.
— Просто дай ему немного времени остыть, дорогая. Уверена, он поймет, что совершил ошибку.
Я качаю головой, чувствуя неуверенность.
— Не знаю. Может быть, в конце концов, мы и правда разные.
Доводы кажутся слабыми даже для меня. Мы не слишком разные, когда смеемся вместе или прикасаемся друг к другу. Когда мы вдвоем, все кажется очень даже правильным.
— Посмотрите на нас с Райдером, — говорит Эмили, глядя на своего мужа. — Мы вышли из разных слоев, и заставили все это работать. Если он заботится о тебе так, как я думаю, он вернется, CиCи.
Хотела бы я чувствовать такую же надежду, какую чувствуют они, потому что даже сама мысль о том, что я больше не увижу его, причиняет мне боль.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРИ
Непрерывный стук пробуждает меня от мучительного сна. Едва приоткрываю глаза, прежде чем зажмуриться, яркий солнечный свет приносит мне головную боль.
Напиваться в течении двух ночей - не очень хорошая идея, особенно учитывая, что это не помогло облегчить тяжесть в груди или стереть болезненные воспоминания, которые появились с тех пор, как нарисовался этот ублюдок.
А еще образ прекрасной женщины, от которой я ушел прошлой ночью. Именно это воспоминание преследует меня чаще всего.
Когда стук продолжается, я заставляю себя встать с кровати и неуклюже натягиваю джинсы и футболку, прежде чем спуститься вниз. К тому времени, как добираюсь до двери, я вынужден прижать руку к стене, чтобы успокоиться, пол под ногами дрожит.
Пока я тянусь к ручке, проблеск надежды появляется в груди, и я молюсь, что там окажется единственная женщина, о которой я не могу перестать думать. Проблеск исчезает, когда я открываю дверь и обнаруживаю маму.
— Mijo, — приветствует она меня шепотом. Видя опустошение на ее лице, пока она стоит на моих передних ступенях, я засовываю раздирающие меня эмоции подальше. — Я звонила тебе.
— Я был занят.
Пытался напиться до беспамятства и забыть последние пару дней жизни. Оказывается, никакое количество алкоголя не способно помочь забыть те чувства, что бушуют во мне.
— Могу я войти? — спрашивает она.