Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

И понеслось: теория артиллерийской стрельбы, внутренняя и внешняя баллистика, материальная часть артиллерии, артиллерийские приборы, топография, кавалерийская подготовка и многие другие предметы.

Курс обучения был сам по себе достаточно сложен. А порядок, дисциплина в училище, уровень боевой подготовки определялись особым положением этого училища в системе военно-учебных заведений страны. Это было старейшее из артиллерийских училищ русской армии. В свое время его оканчивали: маршал Говоров, главный маршал артиллерии Воронов, маршал артиллерии Казаков и многие другие русские военачальники. Наконец, все преподаватели и курсовые командиры были выпускниками этого училища — кто задолго до революции, кто уже после нее. И неукоснительное следование старым традициям училища.

Не пройди я первую «обтирку» в авиационном училище, туго бы мне пришлось.

— Курсанты! — рубил командир батареи майор Жабенко. — Помните: когда по коридору идет офицер, вы должны дать ему проход шире, чем ширина коридора!

На занятиях по кавалерийской подготовке начальник цикла полковник Кузякин — бывший кавалергард, бывший преподаватель Высшей кавалерийской школы царской армии — превращался в какой-то бездушный механизм по обучению. Ошибка всадника или коня (значит, всадника тоже) вызывала удар хлыста по бедру всадника!

— Выпускник Первого ЛАУ, — наставлял начальник училища генерал Матвеев, окончивший училище в 20-х годах вместе с Вороновым, — должен быть таким же отличным кавалеристом, как и артиллеристом.

— Допускается, — говаривал начальник цикла артиллерийской стрельбы полковник Бенуа, в прошлом граф, кавалергард, офицер Генерального штаба царской армии, — допускается, что в теории артиллерийской стрельбы юнкер… пардон-с… курсант нашего училища должен понимать чуть меньше, чем Господь Бог, Николай Николаевич (имея в виду главного маршала артиллерии Воронова) и один из присутствующих здесь военных (явно имея в виду себя).

И рядом с этим, составляя какое-то единое целое, продуманное, проверенное вековой практикой, присутствовали чрезвычайно высокие культура и уровень преподавания, уважительное отношение к достоинству каждого в отдельности. Правда, последнее больше проявлялось во внеслужебное время (которого было так мало!). Впервые после разлуки с папой я вновь познавал культуру общения.

Особое положение училища обусловливалось и тем, что оно все время находилось в поле зрения Н. Н. Воронова, главного маршала артиллерии, представителя Ставки Верховного Главнокомандующего. Воронов, как я уже упоминал, окончил наше училище в 20-х годах, был его начальником до своего отбытия в Испанию, где стал главным советником республиканской армии по артиллерии. Несмотря на колоссальную загруженность военного времени, Н.Н. практически присутствовал на всех выпускных экзаменах по артиллерийской стрельбе.

Курсантский состав был различным по возрасту — от 17 (таких было очень мало) до 30 лет. Общеобразовательный уровень курсантов для того времени был высок. С незаконченным средним образованием единицы. Большинство со средним и незаконченным высшим. Были и окончившие институты. Единственный человек с семилетним образованием — Герой Советского Союза Саша Иванов, старший сержант, фронтовик. Фронтовики, вообще, составляли большинство. Им тоже было очень нелегко привыкать к такой дисциплине.

Для большинства кавалерийская подготовка была одним из самых тяжелых предметов обучения. Как говорили, до училища видели строевого коня только под Чапаевым, в кино. А здесь… Потертости, ссадины, кровоподтеки на ягодицах, внутренних частях бедер (шлюзах) и голенях (шенкелях) освобождения от занятий не давали.

И вот таких «всадников», пропустив через школу манежной и полевой езды, через джигитовку и вольтижировку, выпускали из училища по конкур-иппику, то есть через такую сумму препятствий, на которых сломал шею своей лошадке господин Вронский.

Не выдержавших этого экзамена я не помню. Об экзамене по боевой артиллерийской стрельбе и говорить нечего.

Взаимная помощь, поддержка среди курсантов была совершенной. Это я испытал на себе в полной мере, когда включился в учебный процесс позже однокурсников на три месяца. Потом, догнав их в учебе, сам начал помогать Саше Иванову, Володе Поддубному (сыну знаменитого борца), Мише Абаеву. Миша — лихой донской казак, выросший на коне, очень помог мне в приобретении кавалерийской сноровки, в обращении с конем.

К учебе все, за редчайшим исключением, относились с редкостным прилежанием.

* * *

Был случай, когда курсант родом из Эстонии отказался продолжать учебу.

— Я — инженер-энергетик, прошу направить меня на работу по специальности, — решительно заявил он командиру дивизиона.

— Вы будете учиться! — ответил полковник Мартынов. — Сейчас нужнее артиллерийские командиры, нежели энергетики.

— Не буду учиться! — настаивал курсант. — Я застрелюсь!..

— Стреляйтесь. Здесь. При мне.

Комдив, вынув из кобуры свой пистолет, протянул его эстонцу, пристально глядя ему в глаза.