Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

Начальник команды подполковник Готцель, обобщая наши рассуждения, напутствовал: «Вам придется приложить немалые усилия и все знания психологии людей, поскольку плен — это максимальное душевное напряжение. Вы должны учитывать, что плен, порожденный трагической обстановкой первого года войны, стал для солдат и командиров противника не только позором, но и суровой проверкой этих людей. Испытания пленом обнажили душу, истинное нутро каждого из них. Проникнуть в душевную глубину русского человека не просто даже вам, русским, тем более что в отличие от нас, немцев, ему не свойственны ни врожденная дисциплинированность, ни привитая с детства честность. Мне кажется, что русский человек даже в плену легче солдат других национальностей переносит реакцию страха, избавляясь от его последствий. Поэтому он и быстрее приспосабливается к окружающей его действительности.

Что касается политических взглядов пленных, их отношения к Советской власти, — а для абвера прежде всего важны и приемлемы люди, враждебно настроенные, обиженные большевиками, — то выявить таких можно только путем умело построенной личной беседы с каждым пленным. Уметь найти контакт, расположить собеседника к откровенности, узнать его личные качества, пригодные для совершения диверсий, можно только путем изучения в процессе беседы. Будьте внимательны, осторожны и «спешите медленно». Желаю вам успехов».

Так началась моя душевно изнурительная, неблагодарная работа, продолжавшаяся больше года. Я не был доволен своей работой, хотя и старался сохранять самообладание. Особенно тяжело и больно было наблюдать угасание жизненных сил у пленных лагеря. Небольшое удовлетворение я получал тогда, когда в личной беседе добивался согласия пленного работать на абвер. Я понимал, что, как бы ни сложилась дальнейшая судьба завербованного, мне приятно чувствовать, что я спасаю еще одного соотечественника от голодной смерти.

Первое время в беседах я интересовался у пленных мотивами их согласия на вербовку, предпочтительно обращая внимание на враждебно настроенных или недовольных Советской властью. Но таких оказывалось мало, чем мое начальство было недовольно. А затем я вообще перестал ориентироваться на этот критерий. Естественно, количество завербованных стало расти все больше и больше. И начальство было удовлетворено, и конвейер заработал на полную мощность.

Конвейер начинался с вербовки военнопленных, которых из лагеря направляли в Смоленскую, Минскую и Катынскую школы, где специалисты-преподаватели обучали их подрывному делу, радиоделу и другим военным дисциплинам. Через две-три недели другие специалисты отрабатывали легенду прикрытия, в соответствии с ней изучали документы и задание, оформляли подпиской согласие выполнить задание, а затем парами забрасывали самолетом в тыл Красной Армии.

Этот налаженный конвейер с чисто немецкой пунктуальностью функционировал в абвере до конца войны. В нем ничто не менялось. В целях соблюдения секретности вербовщики, преподаватели не имели отношения к характеру задания, к заброске агентов и к их возвращению.

О конечных результатах своей работы я и мои коллеги узнавали из отзывов заказчиков — армейских штабов, о чем периодически информировал нас на совещаниях начальник абверкоманды Готцель.

Так, в начале 1942 года он сообщал, что заброшенная в тыл Красной Армии диверсионная агентура путем подрыва эшелонов парализовала железнодорожные магистрали на участках Бологое — Старая Русса и Бологое — Торопец и тем самым сорвала своевременную переброску русских войск для ликвидации шести немецких дивизий, окруженных в районе Демянска. Это помогло вермахту пробить коридор к окруженным войскам и вывести их из окружения. Диверсионные операции проводились также на железных дорогах, идущих от Москвы на запад, что затрудняло подтягивание резервов русских для летне-осеннего наступления их против группы армий «Центр» в районе ржевско-вяземского выступа. «Однако следует отметить, — сказал далее Готцель, — что количество реально совершенных диверсий по сравнению с большим количеством забрасываемой нами агентуры слишком мало. А возвращающихся после выполнения задания агентов просто единицы. Конечно, здесь мы учитываем трудности перехода стабильной линии фронта и строгий контрразведывательный режим русских. Но причины не только в этом. По обобщенным данным разведки и контрразведки абвера, коммунистическая идеология оказалась слишком живучей. Многие из них сознательно идут на вербовку, чтобы после заброски оказаться в рядах Красной Армии и снова воевать против нас. Поэтому мы должны более внимательно изучать завербованных агентов на всех стадиях пребывания у нас и проверять их надежность, выявляя истинные мотивы и цели, связанные с выполнением задания. А ненадежных будем отводить и ликвидировать».