Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

— Кто желает пойти служить воспитанниками в Русскую освободительную добровольческую армию? Мы обещаем вам денежное довольствие, хорошее питание, обмундирование, медицинское обслуживание и обучение военному делу. От вас будут требовать усердия и дисциплины.

О том, что в действительности ребят набирают для совершения диверсий в тылу Красной Армии, Больц умалчивал.

— Итак, кто желает добровольно служить воспитанником в Русской освободительной армии? — опять вопрошал Больц.

Желающих не оказалось. Тогда Больц приказал построиться в шеренгу и стал отбирать наиболее рослых и крепких, хотя было видно, что ребята содержались в тяжелых условиях, на полуголодном пайке. И внешне выглядели хилыми, истощенными, в изношенной одежде, многие стояли босиком — не было обувки.

Отобранных партиями по двадцать человек перевозили в лагерь «С», в Курганы, где на них заполнялись анкеты, ребят фотографировали, выписывали солдатские книжки и после медосмотра, бани и санобработки переодевали в чистое белье и немецкое обмундирование. Все ребята получили на обед усиленное питание и по бутылке баварского пива.

После обеда ребята под руководством Василия Бойко начали обустраиваться — в двух больших армейских палатках готовить себе спальные места. Вместе с Бойко я разглядывал работу ребят, стараясь хотя бы внешне познакомиться с ними. В сутолоке этого занятия по обустройству я обратил внимание на одного подростка, который, как мне казалось, умело и рационально распоряжался и по-хозяйски грамотно руководил всеми ребятами. А они, обращаясь к нему за советами и помощью, называли его ласково Ваня. В ответ Ваня толково и вежливо объяснял, как лучше проделать ту или иную операцию: расставить кровати, тумбочки, утеплить палатки и многое другое. Наблюдая эту картину, я в который раз убеждался в том, что детский коллектив особенно не любит равнодушных, недоброжелательных сверстников. Хоть каждый из набранных подростков был своеобразен, с особым внутренним миром, характер, личные, особо лидерские качества проявляются не сразу. Ваня же как лидер выказал себя быстро и сразу завоевал авторитет среди ребят.

По-видимому, Ваня обладал сердечностью, соучастием и сочувствием, с порывом души откликался на просьбы ребят. Он по-доброму воспринимал своих товарищей, был отзывчив, умел желать им добра, что оберегало его от зазнайства и себялюбия. Как видно, Ваня сам был доволен своим лидерством и ощущал себя счастливым человеком.

Я знал, что ребята подросткового возраста больше любят и уважают не самого красивого, веселого и спокойного сверстника, а того, кто справедлив, отзывчив и тактичен. Он не нужен — и нет его, а если нужна помощь или может принести пользу, он тут как тут. Таким мне показался Ваня по фамилии Замотаев.

Закончив работу, Бойко дал команду отдохнуть перед ужином. Ребята расселись по кроватям, а Бойко подошел ко мне и попросил разрешения вынести ребятам благодарность за старание в работе.

— Разрешаю, — ответил я, улыбаясь, — они заслужили.

Бойко встал по стойке «смирно» и чеканно проговорил:

— От имени начальника школы благодарю вас, детки, за работу и доброе дело! — и, усаживаясь рядом с Ваней, погладил его по голове и проговорил:

— А ты, хлопец, молодец, настоящий труженик. Труженик вечно плодит добро и любовь к делу и людям. Тебя, Ваня, как говорят у нас на Украине, за твою щедрость души, наверное, боженька в лоб поцеловал.

Ребята, улыбаясь, подходили к Замотаеву, дружески хлопали его по плечу и, обращаясь к Бойко, о чем-то просили. Выслушав их, Бойко поднялся и, взяв за руку одного подростка, подошел ко мне, желая что-то сказать. Я уже собрался уходить, но решил выслушать Бойко.

— Вот это Вячеслав Бабицкий, — обратился ко мне Бойко. — Господин обер-лейтенант, он просит отпустить его до отбоя в увольнение навестить и успокоить любимую девушку, которая осталась в детдоме.

— Господин обер-лейтенант, — заговорил Бабицкий, — я здесь уже пятый день и очень переживаю, как там Олеся. Она в полном неведении обо мне. К тому же и я скучаю по ней. Я быстренько сбегаю, успокою ее, скажу, что со мной и ребятами все в порядке.

— Вы же не успеете до отбоя, — возразил я. — Ведь отсюда до детдома двенадцать километров. К тому же вас по дороге может задержать патруль, — добавил я.

Тут подошли ребята и начали упрашивать меня отпустить Вячеслава.

— Мы за него ручаемся. Он не подведет, вернется к отбою, — говорили они. — С Олесей Вячеслав уже давно дружит, вместе выступали в детской художественной самодеятельности, даже в Москве и в других городах.

Я смотрел на шестнадцатилетнего Бабицкого, стройного подростка, и видел в его глазах такую неукротимую мольбу любящего человека, что на меня нахлынули воспоминания о Наталье Васильевне и я почувствовал, что сопереживаю Вячеславу. Я вызвал водителя и приказал ему:

— Карл, отвезите Вячеслава Александровича в Астражицкий детдом. Подождете его там, а к отбою привезете назад, в Курганы, А вы, Вячеслав Александрович, повидайтесь с Олесей, успокойте ее. Зайдите к директору, к воспитателям детдома и скажите, что с ребятами все в порядке.