Скрытые намерения

В соседней комнате Гусеница опять разговаривал по телефону – вероятно, с мамой. Сэм попыталась прислушаться, но едва ли сумела расслышать хоть что-то помимо неразборчивого бормотания.

Ей пришло в голову, что если прямо сейчас она громко позовет на помощь, то мама услышит ее. На несколько секунд Сэм представила себе, как мама разговаривает по телефону, слышит ее крики о помощи и врывается в школу с пистолетом наготове, чтобы спасти свою дочь.

Но все вышло бы совсем не так. Если б она позвала на помощь, Шляпник ударил бы ее или, что еще хуже, застрелил. Мама бы это услышала, но не смогла бы ворваться внутрь, потому что это могло подвергнуть опасности ее и остальных заложников. И все полетело бы к чертям.

И все же: а что, если и вправду попробовать передать маме сообщение?

Однажды, когда Сэм была помладше, маму вызвали поговорить с мужчиной, который забаррикадировался в своем доме с женой и ребенком и угрожал их застрелить. Мама разговаривала с ним время от времени в течение всего дня. Потребовались целые сутки, чтобы заставить мужчину сдаться, и его жена и дочь остались целы и невредимы. Позже Сэм спросила у мамы, о чем же они все это время говорили.

И мама сказала ей, что в основном слушала. Потому что отчаявшиеся люди прежде всего хотят, чтобы их услышали. А еще потому, что информация – это кислород для переговорщика. Мама сказала, что чем больше тот будет знать, тем лучше. Когда знаешь достаточно, можно выработать надежную стратегию для решения любых проблем.

Маме требовалась информация.

– Альма, – громко и встревоженно произнесла Сэм. – По-моему, мистер Рамирес не дышит. Я проверю его, хорошо?

Альма, которая рылась в одном из канцелярских шкафов секретарши, подняла голову и посмотрела на нее.

– По-моему, он выглядит по-прежнему, – нерешительно сказала она.

– Он ранен в грудь, и я думаю, что пуля пробила легкое, – сказала Сэм, повысив голос. – Если ему станет хуже, он умрет! Нужно вызвать ему помощь.

– Заткнись! – рявкнул Шляпник со своего стула.

– Но, Шляпник, вы должны выслушать меня…

– Никто не спрашивал твоего чертова мнения!

– Нас здесь шестеро! – крикнула Сэм с отчаянием в голосе. – Даже если вы отпустите его, у вас останется пятеро заложников. И если вы с Альмой…

– Я сказал тебе заткнуться к чертовой матери! – заорал Шляпник, вскакивая со стула и направляя на нее пистолет. – Мне нужно пристрелить тебя, чтобы это произошло?

* * *

Все началось с какого-то фонового гула голосов, и Эбби попыталась игнорировать его, сосредоточившись на словах Гусеницы. Во время этого разговора прислушиваться к голосам на заднем плане было задачей Уилла.

Но по мере того, как голоса становились все громче, она больше уже не могла пропускать их мимо ушей. Теперь уже нет.

Это была Сэм. Кричала на кого-то. Что-то доказывала. Раздражая вооруженных людей, делая их опасными и непредсказуемыми.

А потом какой-то мужчина выкрикнул: «Мне нужно пристрелить тебя, чтобы это произошло?»

Снова крики, и Гусеница заорал: «А ну-ка прекрати – не двигайся, никому не двигаться!»

– Гусеница, – произнесла Эбби в микрофон, повысив голос. – Похоже, все становится…

«Не стреляй!» – крикнула женщина.

«Хватит болтать, заткнись, из-за тебя нас убьют!»

«Опусти пистолет!»

«А ну-ка заткнулись все на хрен!» – Голос Гусеницы.

– Гусеница! – Эбби уже и сама кричала. – Скажите им, чтобы они успокоились! Вам всем нужно успокоиться!

Крики продолжались, но Эбби уже не могла разобрать, о чем шла речь. У нее перехватило дыхание, морозный холод сковал грудь, когда ее собственный последний крик эхом отозвался у нее в голове.

Она повысила голос, общаясь с объектом. Накричала на него. Велела ему успокоиться!

Кто-нибудь когда-нибудь успокаивался, услышав подобный приказ или даже совет? Эбби никогда такого не видела – ни в сотнях прочитанных расшифровок переговоров, ни в собственной жизни.

Она хорошо знала: разгневанный человек, когда ему советуют успокоиться, способен лишь еще больше разозлиться.

Переговорщики никогда такого не говорят. Этого нет в их лексиконе. Это было то, чему Эбби неоднократно учила других копов, – никогда не советовать кому-либо расслабиться или успокоиться.

Она попыталась обрести голос, сказать что-то еще, но голос пропал. Горло у нее сжалось. Эбби быстро заморгала, пытаясь сосредоточиться на том, что происходило на другом конце линии. Ее глаза встретились с глазами Уилла.

Он в ужасе уставился на нее.

Затем Гусеница рявкнул в трубку:

– Потом с вами поговорю! Просто пускай этот парень приедет сюда.

И повесил трубку.

– Господи Иисусе, – выдохнула Эбби.

– Эбби, – мягко произнес Уилл.

– Нет. – Она подняла руку. – Не надо. Пожалуйста. Просто… дай мне минутку.

Сняла наушники и встала, совершенно ошеломленная. Спотыкаясь, подошла к доске и уставилась на нее. Требовалось кое-что из этого записать. У них появилась новая информация. Теперь они…

Тот человек угрожал застрелить Сэм. А Эбби, если что, сделала все еще хуже.

Она хлопнула ладонью по доске, размазав чернила.

– Черт бы все это побрал! – Собственный голос показался ей каким-то чужим, как у раненого животного.