Скрытые намерения

Он пристально посмотрел на нее, с ничего не выражающим лицом.

– Хорошо, док. Показывай дорогу. – И, выпрямившись, повернулся к Альме, которая сидела в кресле секретаря, уставившись на картинки с камер наблюдения на экране компьютера. – Пойду принесу нам чего-нибудь пожрать. Если заметишь хоть какое-то движение, сразу дай мне знать, лады?

Она удрученно кивнула; лицо ее было бледным, волосы растрепаны. Недавно Альма уходила в кабинет директора и вернулась только через двадцать минут, с опухшими и налитыми кровью глазами. Гусеница вроде держал себя в руках. Шляпник, как ни странно, лишь все больше оживлялся, чуть ли не наслаждаясь происходящим, но Альма просто-таки трещала от напряжения.

Сэм встала, и у нее сразу закружилась голова. Она ослабела от голода. Проводила ли она когда-нибудь целый день без еды? Фиона вот была еврейкой и каждый год постилась, когда наступал Йом-Кипур. Рассказывала потом, как классно себя после этого чувствуешь, насколько это очищает. Сэм совсем не чувствовала себя очищенной – просто слабой и опустошенной.

Они вышли из комнаты, и Шляпник напрягся, оглядывая коридор. Каково им было покидать комнату, в которой они забаррикадировались? Разгуливать по незнакомому зданию, зная, что в любой момент может ворваться полиция? Нервы у него наверняка были уже на пределе.

– Столовая на втором этаже, – сказала она.

– Тогда нам придется малость прогуляться, – ответил Шляпник. Голос у него звучал ровно, чуть ли не непринужденно.

– Я тут недавно слышала, как вы говорили, что сначала даже не хотели входить в эту школу. Почему вы передумали?

Несколько секунд Шляпник хранил молчание. Затем произнес, наполовину про себя:

– Потому что это представлялось правильным шагом.

– Правильным шагом?

– Да. Войти сюда с моими друзьями, которые в случае чего прикроют мне спину. С пистолетом в кармане. Это представлялось правильным.

Сэм сглотнула. Она-то надеялась, что Шляпник пустится в очередные безумные рассуждения о всемирном заговоре, в ходе которых расскажет ей, как хотел спасти воображаемых детей от их воображаемой участи. Но надо было поддерживать разговор, узнать этого парня получше, подружиться с ним.

– А почему это представлялось правильным?

Они подошли к лестнице. Шляпник остановился, схватил ее за руку и несколько секунд прислушивался.

– Почему это тебя так волнует, док?

– Просто для поддержания разговора.

Он искоса посмотрел на нее.

– Да? И зачем это тебе? Что, хочешь узнать меня получше?

– Я тут просто подумала… Если б я это поняла, то, наверное, смогла бы помочь всем выбраться из этой ситуации целыми и невредимыми. В том числе и вам.

Шляпник стал спускаться по лестнице, все еще таща ее за собой за руку.

– Ты что, и вправду веришь, что в итоге никто не пострадает?

Сердце у нее пропустило удар.

– А разве нет? Вот потому-то Гусеница и разговаривает с копами, верно? Он ищет способ как-то со всем этим покончить.

– Гусеница думает, что полиция Нью-Йорка объявит всему миру, что мы были правы с самого начала. Что копы насквозь коррумпированы и помогали каким-то педофилам покупать маленьких детей. И тогда все примут нас как героев, которые спасли положение. – Шляпник издал хриплый смешок, который эхом разнесся по пустой лестнице. – А Альма тешит себя мыслью, что мы все-таки найдем этих детей, запертых где-нибудь в шкафу или в подвале.

– Ну а вы что об этом думаете?

– Я думаю, что через пару часов сюда ворвутся копы со стволами наперевес. И что все мы будем убиты или арестованы.

Сэм бросила на него взгляд. Голос Шляпника звучал совершенно бесстрастно, как будто они говорили о погоде.

– Можно попытаться подумать, как всего этого избежать, – сказала она. – Такое совсем не обязательно должно случиться.

Они достигли нижнего этажа, и Шляпник опять остановился, настороженно оглядываясь по сторонам, после чего подтолкнул ее дальше.

– А кто сказал, что я хочу этого избежать?

У нее закончились слова, в сердце закралось холодное осознание. С некоторыми людьми просто невозможно договориться. Особенно когда они зашли уже слишком далеко. Может, ее мама знала бы, что сказать этому парню. Как заставить его отступить. Но Сэм и понятия не имела.

– А может, как раз здесь я и хочу сейчас находиться, – сказал Шляпник. – Мне могут прийти в голову и худшие места, чтобы провести свои последние часы, чем в этой школе, в компании пистолета и такой специалистки по медицине. – Его рука скользнула ей на спину, поползла вниз. Сэм попыталась отодвинуться, но Шляпник двинулся вместе с ней, его рука все еще была там – грубое, мерзкое прикосновение. Он дотянулся до ее ягодиц и сжал их, его дыхание стало хриплым.

Сэм шарахнулась в сторону.

– Гм… столовая прямо за этой дверью. – Прозвучало это надломленно и испуганно. Она больше не пыталась понять, что же движет этим человеком. Все, чего ей сейчас хотелось, – это оказаться как можно дальше от него.

Шляпник искоса посмотрел на нее, затем подошел к двойным дверям столовой. Слегка приоткрыл одну половинку и через щелку заглянул внутрь.

– Что ж, это будет весело, – пробормотал он.