Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

Семенова потом еще несколько раз кардинальнейшим образом меняла свои показания, но ей уже никто не верил – ее уже открыто почитали за помешанную. Экспертизы следовали одна за другой.

Она начала свое хождение по заведениям для душевнобольных и, значит, избежала тюремного наказания, а вот Миронович судом, длившимся со 2 ноября по 5 декабря 1884 года, был оправдан.

Таким образом, ужасное преступление имело место, а убийц вдруг не оказалось.

P.S.

Профессор Санкт-Петербургского университета Игорь Николаевич Сухих, готовя академическое издание ранней чеховской новеллистики и дойдя до необходимости составить комментарий к рассказу «Психопаты», застрял на деле об убийстве Сары Беккер.

Чехов упоминал подозреваемых Семенову и Мироновича, подчеркивая при этом, что неопровержимые улики были против них обоих, однако так и не ясно было, на каком именно заключении остановилось следствие и кто в конце концов был признан убийцею девочки.

Профессор не поленился, пошел в архив, изучил судебное дело об убийстве Сары Беккер, но мало что понял. Он не поскупился и заказал для себя копию дела, дабы спокойно разобраться дома. Но и дома понимание не пришло к нему.

И тогда в день, свободный от лекций, профессор Сухих отправился на набережную Мойки, 88, где располагается главное следственное управление Следственного комитета по Санкт-Петербургу. В приемной ему посоветовали обратиться к старшему следователю майору Вострецову.

Майор внимательнейшим образом выслушал Игоря Николаевича, попросил позволения оставить копию дела у себя и сказал, что сам поведет расследование и что ждет его у себя ровно через месяц.

Профессор Сухих, ясное дело, ровнехонько через месяц явился, весь сгорая от нетерпения. Майор встретил его радостной улыбкой. Было понятно: разгадка наконец-то найдена. Профессор затрепетал.

Вот что поведал ему майор Вострецов:

«Дорогой Игорь Николаевич, дело оказалось наилегчайшим, можно сказать. Даже если предположить, что Семенова, сознаваясь в преступлении, не солгала и в самом деле стукнула гирькой по черепу девицу Беккер… Да, допустим это. Но ведь медицинская экспертиза показала, что гирькой Сара была всего лишь ранена, не так ли? Решив, что Беккер мертва, Семенова выхватила у нее ключ и ринулась отпирать ящик письменного стола и витрину с драгоценностями, а затем убежала на дожидавшемся ее извозчике. А погибла девица Беккер в любом случае позже и от удушения, о котором Семенова и не догадывалась. Профессор, вы, конечно, уже поняли, кто убийца? Да, это отставной подполковник Миронович».

Юлия Алейникова Отрезанная голова

Августовское тепло окутало просторную дачу почетного гражданина Царскосельского уезда, промышленника Александра Владимировича Трубникова. Вечернее солнце золотисто-алыми лучами пронизывало ветви яблонь, обступивших террасу, поигрывало на пузатом самоваре, рассыпало искры в хрустальных бокалах на празднично накрытом столе. Трещали в саду цикады, выводили трели лягушки в старом, заросшем тиной пруду. Ночные мотыльки, словно облако бледных теней, клубились вокруг рано зажженной лампы.

Стол был празднично накрыт по случаю именин хозяйки дома. В вазах благоухали букеты. Теплый ночной ветерок, ласково касаясь лиц собравшихся, чуть шевелил кружевные занавески. Из гостиной сквозь распахнутые настежь окна плыли нежные звуки фортепиано: хозяйка Вера Николаевна развлекала гостей ноктюрном Шопена. Сам хозяин дачи задерживался в городе, и его ждали с минуты на минуту.

Играла Вера Николаевна прелестно. У нее был свой особый стиль, нежный и сильный; звуки лились, захватывая, убаюкивая и тая. Прозвучали последние аккорды, и хозяйка, улыбающаяся, свежая, в белом легком платье, украшенном цветами, появилась на пороге комнаты.

– Итак, господа, чей же фант следующий? – весело спросила она, разрушая очарование, только что наколдованное ее тонкими музыкальными пальчиками.

Гости зашевелились, с сожалением расставаясь с навеянными музыкой грезами.

– Фанты, фанты, – кряхтя, заворочался в своем кресле Василий Данилович Голубкин, сосед Трубниковых по даче, пожилой полноватый господин с густыми обвисшими усами, вдовец и отец семейства. – Моя очередь.

– И что же вам велено делать? – тормошила его Вера Николаевна.

– Стихи читать, – вылезая из кресла, пропыхтел Василий Данилович и одернул светлый сюртук. – Да я только Пушкина и помню.

– Читайте! Читайте! – зааплодировали присутствующие дамы.

Василий Данилович прокашлялся, приосанился, как в гимназии на экзамене, и хрипловатым баском начал:

– Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен…

Читал Василий Данилович с почти комическим юношеским пылом, устремив взор в неведомые дали.

– …И бодро я судьбу благословил, —