Камилла медленно закрыла за собой дверь и, опустившись на деревянный пол, прислушалась. Звук ее сбившегося дыхания наполнил комнату в их семейной резиденции. От пылающего лица веяло печным жаром, уши горели и щеки, налитые кровью, казались тяжелыми.
В руке Камилла сжимала с дюжину адресованных ей писем, о которых до недавнего времени она не знала. Даже не догадывалась, хотя и тешила себя надеждой на то, что что-то подобное должно было быть. И ее надежды оправдались. Но вместо чувства радости, которое должно было заполнить ее изнутри, в душе разгоралась жгучая обида. В голове крутилось множество вопросов, но все они перекрывались одним и коротким: «Почему?».
Почему мать скрыла от нее эти письма?
Почему не дала знать о том, что Лавр все эти месяцы писал ей?
Почему?.. Нет, с каких пор она знала об их отношениях?
И почему была настроена против?
«Будь рациональной. Не поддавайся эмоциям», — Камилла помотала головой и крепче сжала в ладони исписанные знакомым почерком листы.
Даже спроси она у матери о причинах, которыми та руководствовалась, скрывая от нее все это, Иветта вряд ли бы соизволила ей ответить.
Камилле потребовалось несколько минут, чтобы успокоить разбушевавшееся в груди пламя. Не было никакого смысла в том, чтобы терзать свое сердце ненужными обидами. Мать была той, кем являлась, и ни при каких обстоятельствах она не изменится. И не изменит своим принципам. Даже если на кону будет стоять счастье собственной дочери.
Подумав об этом, волшебница начала успокаиваться.
Но стоило ей бросить взгляд на сундук, стоящий на ее столе, и все тело вновь содрогнулось от неприятной дрожи.
Чего она только не надумала за эти месяцы! Сколько проклятий посылала Лавру, желая забыть все, что их связывало. Жалела о том дне, когда они впервые встретились, когда впервые заговорили друг с другом, взялись за руки, поцеловались. Каждый проведенный с ним день казался Камилле зря потраченным временем. Словно часть ее жизни была потрачена впустую. И для всех этих снедавших ее изнутри чувств не было никакой причины. Лишь прихоть матери, решившей, что так и должно быть.
«Ненавижу!..» — в сердцах буркнула про себя Камилла, смахнув с глаз слезы.
Поднявшись, она прошла вглубь своей комнаты, к столу, и, сев на стул, разложила перед собой вскрытые конверты. Вскрыла их, конечно же, не она. И от этой мысли ей стало дурно. Мать не только скрыла от нее письма, но имела наглость читать их!
Что она хотела найти в наполненных извинениями листах бумаги?
О чем хотела узнать?
Лицо Камиллы пылало от гнева и смущения.
В своих первых посланиях Лавр в каждой строчке просил прощения, лишь иногда добавляя что-то о своей жизни в Академии. После он уже писал о том, что стал преподавать и о своих учениках, но письма казались Камилле лишь набором заметок, сухих и безжизненных фактов, словно отчет о проделанной работе. Каждое последующее письмо было короче предыдущего. В знакомом почерке волшебница могла уловить всю ту боль, что испытывал Лавр, беря в руки перо. О чем он думал, когда писал очередное письмо? Считал ли это бесполезным занятием, не получая ответов? Проклинал ли ее так же, как она проклинала его?
Камилла была уверена, что до столь низменных чувств ее Лавр никогда бы не опустился. Он не был способен на такую ненависть.
Достав из ящика небольшую стопку пропитанных лавандовой водой листов, Камилла обмакнула кончик пера в чернильнице и написала в одну строчку «Здравствуй, Лавр!». Но быстро скомкала лист и швырнула его себе под ноги.
«Нет, не так», — подумала Камилла.
И тут же задалась вопросом: «А как тогда начать свое письмо?».
Было ли достаточно простого приветствия? Должно ли оно было быть официальным, или же было достаточно короткого «Привет!».
«Да, так и начну!», — решила Камилла.
Но и такое начало письма ей не понравилось, и второй смятый бумажный комок полетел на пол.
«А может… — подумала волшебница, переводя взгляд с одного письма Лавра на другое, — ну его, это приветствие?»
Ведь ни одно из его писем не начиналось со слов «Здравствуй!» или «Привет!». Лавр опускал эту строчку раз за разом, от письма к письму, словно несколько месяцев назад они и не рассорились в пух и прах. Будто расстались на душевной ноте, пожелав друг другу хорошего пути. А раз так, то им и не нужны были слова приветствий. Лавр просто интересовался ее здоровьем и делами. Спрашивал об ее занятиях, о том, узнала ли она что-то новое из своих исследований? И были ли у нее новые исследования?
Камилла и не заметила, как начала перечитывать его письма. В груди разливалось позабытое девушкой тепло.