Она подстраховывается словом «зря», но слово «творится» оставляет простор для толкования. И по мере развития сюжета мы узнаем, что, по ее мнению, там «творится».
В фильме «Операция “Валькирия”» полковник Клаус фон Штауффенберг состоит в группе заговорщиков, планирующих убить Гитлера. Он встречается со своим командующим, генералом Фридрихом Фроммом, который, по сведениям полковника, тоже настроен против гитлеровского режима и может согласиться примкнуть к заговорщикам. Спрашивать генерала напрямую – исключено, поэтому полковник идет окольным путем.
ФРОММ: Говорят, вы не одобряете эту войну.
Может, генерал Фромм ее тоже не одобряет, но кто поручится.
ШТАУФФЕНБЕРГ: Я не одобряю нерешительность.
Поэтому он и здесь – надеется, что Фромм примет решение. Поддержит генерал заговорщиков? Поможет в их деле?
ФРОММ: Значит, вот зачем вы здесь… принимать решения.
ШТАУФФЕНБЕРГ: Свое я уже принял. Я здесь, чтобы помочь определиться другим.
Под «другими», само собой, подразумевается Фромм.
ФРОММ: Как говорится, когда не знаешь, что делать, лучше не делать ничего.
Что это, проверка? Фромм прощупывает Штауффенберга? Или рекомендует всем воздержаться от действий? Или дает понять, что сам он ничего предпринимать не намерен? Штауффенберг снова пытается прозондировать почву косвенными намеками.
ШТАУФФЕНБЕРГ: Мы на войне. Здесь нельзя обойтись без действий. Иногда отчаянных.
Акция планируется в спешке. Планы у заговорщиков действительно отчаянные. Примкнет Фромм или нет?
ФРОММ: И какие «отчаянные» действия вы имеете в виду, полковник?
Пытается разузнать побольше.
ШТАУФФЕНБЕРГ: Это решение касается Верховного главнокомандующего.
На чьей же стороне Фромм?
ФРОММ: Думаю, мне нет нужды напоминать вам, что все мы приносили присягу фюреру.
Разговор принимает слишком опасный оборот. С другой стороны, сдавать Штауффенберга Фромм вроде бы не собирается – на это ему сочувствия хватает. Впрочем, до явного нарушения закона или присяги пока и не дошло. Фромм отключает телефон.
ФРОММ: На этом я забуду о состоявшемся разговоре. Вы можете передать своим друзьям, полковник, что я всегда держусь правильной стороны, и, пока фюрер жив, вы знаете, какая это сторона. Хайль Гитлер!
Он ясно дает понять: «Я не с вами», но, отключая телефонный аппарат, не менее ясно показывает, что Штауффенберга не сдаст. Хотя бы часть угрозы снята.
Говорим одно, подразумеваем другое
Иногда слова персонажа вроде бы не имеют никакого отношения к обсуждаемой теме. Но если автор подобрал эти слова тщательно, мы понимаем, о чем на самом деле идет речь.
В «Тени сомнения» Чарли-младшая влюбляется в Джека. Джек – детектив, расследующий «дело об убийстве веселых вдов», по которому дядя Чарли проходит как подозреваемый. Когда оказывается, что дядя, скорее всего, невиновен, Джек собирается уезжать: в Санта-Розе оставаться в связи с расследованием смысла больше нет. Чарли-младшая не хочет, чтобы он уезжал, но она не просит его остаться, не говорит, что влюбилась – вместо этого она вдруг заговаривает о потерянных маминых перчатках. «Ох уж эти перчатки, вечно мама все теряет», – сетует она. Почему Чарли-младшая ни с того ни с сего переключается на перчатки? О чем она говорит на самом деле? На самом деле она говорит о собственном ощущении утраты. О том, как она боится потерять Джека – совсем как мама перчатку. Возможно, и о других потерях – о дяде Чарли, которого она любила почти благоговейно, а теперь он не кажется ей тем человеком, которого она боготворила в детстве. Точнее, она перестает понимать, кто этот человек на самом деле.
Но когда она заговаривает про перчатки, у нас может возникнуть недоумение: «К чему это она вообще?»
Кажется, что человек отклоняется от темы. Но слова подобраны автором тщательно, и в результате мы улавливаем подтекст.
В некоторых криминальных историях убийца раскрывает свои намерения в подтексте, ведя речь о чем-то вроде бы совершенно безобидном. В сценарии «Тени сомнения» дядя Чарли рассказывает, как подготовить хороший доклад, хотя на самом деле он выбалтывает свой метод убийства женщин.