Скрытый террор

Маркос попросил врача дать соответствующее письменное заключение, а затем показал его своему начальнику. Через неделю его уволили. «К качеству вашей работы у нас претензий нет, — сказал ему начальник. — Вы нас не устраиваете потому, что не можете работать долго. А за воротами вашего места дожидаются сотни».

Всю следующую неделю Маркос провел в поисках работы. Почувствовав угрызения совести, оттого что совершенно забыл Марлин (а ведь он обещал ей помочь), Маркос решил заехать к их общему другу и оставить ей записку. «Не знаю, как там у тебя дела, — написал он. — Давай вместе пообедаем и все обсудим». И он указал адрес маленького ресторанчика в районе Лапы в Сан-Паулу.

Маркос, конечно, не знал, что четыре дня назад Марлин арестовали и теперь беспрерывно пытали. Полицейские сыщики перехватили записку и привезли Марлин в указанное место для опознания Маркоса.

Войдя в кафе, тот сразу же увидел пятерых полицейских, уже дожидавшихся его. Все они были в рубашках на выпуск, скрывавших пистолеты на поясах. Попав в засаду, Маркос хотел было разорвать на мелкие кусочки листок бумаги с именами и адресами других участников движения, которых он хотел повидать в тот же день. Но полицейские, не стесняясь посетителей и прохожих, тут же набросились на него и стали бить кулаками и ногами, пытаясь завладеть этим клочком бумаги. Маркос был человеком небольшого роста и хрупкого телосложения, и руки у него были почти детские, поэтому полицейские легко отобрали бумажку. Затем его затолкали на заднее сиденье фургона. На переднем сиденье он увидел Марлин. «Покажи ему руки! — приказал один из полицейских. — Покажи, чтобы он знал, что теперь ожидает и его».

Марлин показала руки. Даже под бинтами было видно, что они распухли так, что чуть ли не вдвое увеличились в размере. Кончики пальцев и запястья были черными. Маркос посмотрел и больше не винил Марлин в тем, что та предала его. Не мне судить, решил он, виновата она или нет. Ведь ей столько пришлось пережить.

Как только фургон въехал во двор штаб-квартиры ОБАН, три сидевших сзади полицейских тут же стали бить Маркоса. Прежде чем задать первый вопрос, они били его в течение нескольких часов. Затем начался допрос. Тюремщики хотели знать, кто собирал жалобы рабочих на заводе и подсказывал им пути разрешения их проблем. Хотя Маркосу было известно не так уж много, он решил не говорить даже этого. Он избрал тактику, к которой обычно прибегают многие заключенные, когда их начинают пытать. Чтобы хоть как-то передохнуть после очередных побоев, он начинал валять дурака, сообщая ложные сведения. На их проверку уходили часы, а то и весь день. Но за такие передышки приходилось дорого платить. Когда полиция выясняла, что это всего лишь уловка, пытки становились еще более жестокими. И все же благодаря этому приему Маркосу удавалось хоть несколько часов не испытывать боли. Что будет потом, его мало интересовало. Может быть, завтра его и в живых-то не будет.

Следуя этой тактике, он назвал адрес тетки своей бывшей жены. Увидев эту старую женщину, подумал он, каждый тут же поймет, что никакая она не революционерка. Ну а о самом Маркосе та сможет лишь сказать, что он пару раз ночевал у нее. О его настоящей работе она и но догадывалась.

Передышка, однако, длилась недолго, и Маркос был все еще жив. Его снова начали пытать. Привязав локти к коленкам, полицейские пропустили между ними шест и подвесили Маркоса спиной вниз на высоте чуть больше метра от пола. Взяв лопаточку с просверленными отверстиями, они стали бить его по заднему месту. После ста ударов кожа у него вздулась и почернела от запекшейся крови: Нанося удары, полицейские выкрикивали: «Ублюдок!», «Сукин сын!» — и грозились его изнасиловать.

Маркос слышал все, как в тумане. Угрозы и оскорбления выкрикивались пытавшими скорее для того, чтобы чуть подбодрить себя и вновь наброситься на свою жертву с еще большим остервенением.

Закончив избиение, они подсоединили один конец от полевого телефона к мизинцу ноги Маркоса, а другой — к его члену и стали периодически подавать напряжение. Электрический разряд пронзал его сверху вниз и снизу вверх. Маркос даже не осознавал, что кричит. Он понял это лишь тогда, когда тюремщик сунул ему в рот кляп. Нечеловеческие крики Маркоса веселили палачей, но бразильцы, жившие по соседству с тюрьмой ОБАИ, особых восторгов от этого не испытывали и начали жаловаться. Тогда тюремщики стали прокручивать пластинку с записями эстрадных песен в исполнении популярного в Бразилии певца Роберто Карлоса. «Иисус Христос, — пел певец, — вот я и пришел».

«Я ни о чем не жалею, — думал Маркос. — Вместе с друзьями я боролся за что-то хорошее, человечное и доброе. Пусть мой вклад небольшой, но я вношу его в общую борьбу за новое общество. В Евангелии сказано, что Иисус жил среди воров и проституток. Там, на заводе, я жил и вел себя как истинный христианин».