Скрывая улики

Цель нашего следования – местная кулинарная школа – была уже совсем близко. И, что самое удивительное, она и в самом деле находилась «вниз по дороге, на берегу». Мы оказались в числе примерно восьмидесяти человек, которые явились на благотворительную дегустацию. Нас разделили на четыре равные группы и развели по отдельным комнатам, которые отличались от обыкновенных классов только тем, что на каждой парте вместо учебников расположилось по пять стаканчиков с вином.

– Похоже, будет классно, – сказал Сэм.

– Ура-ура, – откликнулся я без малейшего энтузиазма.

Мой друг поднял один из стаканчиков и провозгласил тост:

– Ну, Энди, за все хорошее!

– Не окажешь ли ты мне одну услугу, Сэм? Пожалуйста, не говори мне, что ты счастлив. О-о-о, так счастлив…

Итак, мы приступили к «обучению». Я словно перенесся на другую планету, где у людей принято пригубить глоточек вина, а потом долго и подробно анализировать свои ощущения. Причем с таким видом, будто они пытаются разгадать некую секретную формулу. Описывая нюансы вкуса, они употребляют такие мудреные слова, как «терпкий», «дубовый» и «искристый». Я был готов поклясться, что никогда прежде им не доводилось глотать или пробовать на зуб ничего терпкого, дубового или искристого. По крайней мере, я решительно не знал, каковы на вкус все эти понятия, и потому испытывал чувство неловкости. К своему стыду, я даже не вполне понимаю, о чем идет речь, когда люди называют вино «сухим». Допустим, я пролил немного на стол и промокнул лужицу салфеткой – можно ли считать, что это вино теперь «сухое»?

Казалось, все эти благотворительные откровения не только не просветили меня, но, наоборот, отупили настолько, что, когда все кончилось, я даже не соображал, какая сумма указана в чеке, который я подписываю. Я помнил только то, что обязательно должен отвезти домой Сэма, который к тому времени спал, уронив голову на парту и зажимая в одной руке нечто искристое, а в другой, наоборот, сухое и дубовое.

Я подписал чек, и мы медленно двинулись к машине. Шли мы гораздо дольше, чем даже могли, потому что нас без конца останавливали журналисты, их было не меньше двенадцати, причем трое или четверо были с телевидения, о чем свидетельствовали камеры и софиты.

– Привет, Энди, – окликнул меня один из репортеров. – Ты слышал, что говорят про Куммингза?

Ничего хорошего эти вопросы не сулили, и я понимал, что должен молчать, как партизан, или твердить: «Без комментариев». Мне ужасно хотелось узнать, о чем они все толкуют, но если я обнаружу свое любопытство, то тем самым неизбежно «прокомментирую» ситуацию.

– Нет, я не в курсе. Я ведь только что вышел с благотворительной дегустации.

Тут подлетел другой репортер.

– Никто не говорит, что это он совершил все эти убийства. Все говорят только о том, что он убил свою жену.

– Надо думать, под словом «все» вы имеете в виду прокурора. В отличие от Такера Закри, я надеюсь, что вопрос о виновности все-таки будет решать не прокурор, а суд присяжных. Спасибо, что пришли, ребята. Очень советую попробовать вина, особенно того, что с легким дубовым послевкусием.

Я продолжил свой путь к машине и слышал, как сзади, за моей спиной, Сэм комментирует мое странное поведение в своем неповторимом стиле:

– Не зная ласки матерей своих… Он голодал, он так страдал!..

Когда мне удалось наконец затолкать Сэма в машину, а самому кое-как устроиться на сиденье водителя, он вдруг взглянул на меня совершенно ясными глазами и трезво спросил:

– Наш мальчик и в самом деле невиновен?

– Именно это я и собираюсь выяснить.

Сэм видел меня насквозь и прекрасно понимал, что у меня есть очень серьезные основания сомневаться в невиновности своего клиента.

– А мне казалось, что ты всегда выбираешь только тех клиентов, которым сам веришь.

– Веру к делу не пришьешь.

– Эй, а ты уверен, что хочешь его защищать?

– Уверен, – сказал я без малейшей уверенности.

Сэм сокрушенно покачал головой:

– По-моему, тебе не следует этого делать.

Вот чего мне только не хватало, так это подобных советов.

– Поясни!

– Не ходи к нему на встречу, не ходи. У него гранитный камушек в груди.

* * *

Первые три коробки с документами по делу Дэниела Куммингза прибыли в понедельник, ровно в десять утра. Такер в очередной раз продемонстрировал, что намерен играть строго по правилам и вовсе не собирается попадать в неловкое положение из-за каких-то формальностей. Дело, которое он ведет, как всегда должно быть безукоризненным.

Нам доставили пока лишь малую часть тех документов, которые в дальнейшем будут приобщены к делу. Однако достаточно было прочесть первый документ и вспомнить о том, что это только начало, чтобы жизнь превратилась в кошмарный сон.